Заключённый резко вскинул голову.
– Ты опять там?!
По-моему, в его голосе прозвучала укоризна.
– А ты как думал? Полагаешь, это так просто – вернуть человека к жизни? Я уже две недели в таком состоянии. Для того, чтобы полноценно меня оживить, нужен хороший лекарь, специальные микстуры, нормальные условия. А здесь ничего этого нет и не будет. Так что и пытаться бессмысленно. Поэтому давай договоримся впредь обходиться без таких фокусов. Идёт?
– Не обещаю.
Впрочем, сейчас он, к моему облегчению, от девушки отошёл. Огляделся, подыскивая себе место, сгрёб к стене побольше соломы и уселся на неё, положив руки на колени. Развернувшись, выглянул в коридор, взъерошил волосы, задумался о чём-то, время от времени принимаясь массировать себе виски. Потом лёг, заложил руки за голову и закрыл глаза.
Заключённый лежал практически неподвижно, только грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию, и я уже думала, что он заснул. Но он вдруг, не поднимая век, спросил:
– А ты когда-нибудь спишь?
– Нет. У меня нет такой потребности.
Он едва заметно кивнул головой, давая понять, что принимает к сведению.
– А выйти отсюда ты можешь?
– Могу, – похвасталась я. – Без тела, конечно. Иногда я так делаю. Просачиваюсь сквозь решётку, лечу наверх и немного гуляю. Смотрю на небо. На деревья. Летаю над окрестностями. Но только недалеко.
– Почему? – спросил он, открывая глаза. – Ты не можешь уйти далеко от своего тела?
– Могу, – возразила я. – Но только...боюсь. Боюсь не найти дорогу назад. И окончательно умереть. Ты не знаешь, почему я боюсь?
Он удивился такому вопросу.
– Разве это не очевидно?
– Мне – нет. – Мне и правда было неочевидно. – Почему люди цепляются за жизнь? Даже когда жизнь – такая?
Я посмотрела на себя, висящую на цепях там, внизу. Запоздало поняла, что заключённый не может видеть, куда я смотрю. Оказывается, это так неудобно – разговаривать, когда в твоём распоряжении нет ни мимики, ни жестов, ни взглядов, ни выражения лица. Только слова.
– Просто... – Мужчина нахмурился, подыскивая формулировку. – Не знаю, как сказать, – наконец развёл руками он.
– Жаль, – искренне посетовала я.
На этом наш разговор закончился. Узник снова закрыл глаза и вскоре действительно уснул. В пустоте тюремной тишины я могла отчётливо слышать его ровное посапывание. Спустилась пониже и пригляделась. Ресницы чуть подрагивают. Цвет лица нездоровый, под глазами пролегли круги. Да, он точно не первый день в тюрьме. Но в линии губ пока ещё сквозит упрямство. Узкий подбородок, покрывшийся густой щетиной, высокие скулы. Чёрные волосы взъерошены, и в них запутался какой-то мусор... Наверное, паутина. Я бы вытащила. Но не могу.