Разговаривая, генералы медленно шли по узкому тротуарчику, огибавшему небольшой внутренний двор бастиона.
— У вас не холодно?
— Бывает холодновато, — сказал Хабалов.
— У меня — нет. Вообще, скажу откровенно, я не могу налюбоваться камерой.
Хабалов остановился.
— То есть как? Я не понимаю: как вы сказали?
— Я говорю: великолепные камеры! Лучшая тюрьма в России, а может быть, даже и не в России только, а во всем мире. Вы согласны со мной?
— Сказать по правде, я как-то… не задумывался…
— Можете мне поверить. Уж кто-кто, а я понимаю толк в этих вещах…
— А, стерьвы!!!
Генералы испуганно оглянулись. От подъезда, пересекая наискось двор, прыгая через кучи слежавшегося, почерневшего снега, бежал тот солдат, который конвоировал Хабалова. Молодой товарищ его, изогнувшись как в атаку, тяжело стуча сапогами и тоже отчаянно ругаясь, бежал по тротуару вдоль стены.
Пожилой подбежал, замахнулся.
— Вы что — падлы! — разговоры разговаривать?!
Сергей Семенович отшатнулся, отвел голову. Удар пришелся по шее. Пенсне слетело с носа. Хабалов машинально сделал маленький шаг и с ужасом услышал, как под каблуком его тоненько захрустело стекло.
— Сергей Семенович! Рекомендую: подайте рапорт!.. Это же беззаконие, — услышал он голос Курлова. Но самого Курлова он не видел. Какие-то смутные тени, неясные очертания трех человеческих фигур мельтешили перед ним на фоне белой тюремной стены.
Жалобы подавать он не стал. Поразмыслил и решил, что если виноват в беззаконии конвойный солдат, то есть вина и на нем, заключенном: нарушил тюремные порядки…
Он только воспользовался этим несчастьем с пенсне, чтобы завести разговор с солдатами. Когда вестовой Иванишина принес ему из офицерского собрания обед, он сказал:
— Ничего не вижу. Сломал нечаянно очки.
— Ладно. Обойдешься. Ложку, небось, мимо рта не пронесешь, — сказал ему солдат-надзиратель.
— Это верно. Как-нибудь найду, куда щи да кашу совать, — ответил он тем же тоном. И, пользуясь тем, что солдаты позволили себе разговаривать и даже шутили, спросил:
— А что это, братцы, сегодня за пальба такая была?
Ему не ответили.
— А? — сказал он.
И надзиратель совсем другим, негромким и недобрым голосом сказал:
— Хоронили тех, кого вы, гады, поубивали…
— Кого? Где хоронили?
— Тута… близко… на Мартцевом поле.
75. ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ
>Письмо от 8.I.61 г., сохранившееся в машинописной копии:
«Дорогая Наталия Сергеевна!
Простите, что так долго не писал Вам, не откликнулся на несколько Ваших писем, не поблагодарил Вас за поздравление. Вам тоже от всей души — за себя, за Элико и за Машу — желаю самого хорошего в этом году и во все предбудущие!