— Ох, Макс, смотри не напортачь с концовкой книги, — съязвила я. — Тебе все еще нужно ее дописать.
Он бросился к кухне, чуть не сбив с ног маму Киллиана.
— Когда следующий сеанс терапии? — спросила она, всхлипывая.
— Я тебе позвоню, — отрывисто кинул он.
Хлопнула задняя дверь. Плечи мамы Уилла поникли и затряслись от рыданий.
— Вы должны верить сыну, — сказала я ей. — Он говорит правду. — Радость от моего первого успешного «общения с живыми» чуть померкла. На самом деле, я ощущала легкое головокружение и слабость, почти как утром, когда…
Я опустила взгляд и обнаружила, что вижу сквозь сложенные на груди руки. Точнее, я через себя отлично вижу стоящий позади меня стеллаж.
Вот черт.
— Ты знал об этом? — голос мамы вторгся в сон, в котором большой анимационный баклажан по имени Боб балансировал на краю утеса с мыслями о самоубийстве и пармезане.
Я медленно выплывал из сна, не открывая глаз. Веки опухли и слиплись, в голове пульсировала боль, и спина ныла от долгого сна без движения. Сквозь сомкнутые веки я чувствовал, что солнце, сияющее сквозь открытые шторы, теплее и ярче, чем вчера. Должно быть, уже утро.
— Уильям, я с тобой разговариваю. Просыпайся! — В голосе мамы слышались непривычно резкие нотки.
Я потер веки и, щурясь, посмотрел на маму. Она стояла в изножье моей перекошенной кровати с какими-то бумагами в руке.
— О чем ты? — пробормотал я.
— Об этом! — Она шагнула ко мне и потрясла листами перед моим лицом.
Сверху оказалось письмо, адресованное доктору Миллеру о его книге.
Я выпрямился, не обращая внимания на боль в спине и голове.
— Он пишет о нас книгу? Где ты это нашла? Это он дал тебе?..
— Нет, нет, — покачала она головой. — Я нашла это вчера под диваном, убираясь после выкинутого тобой фортеля.
Насчет уборки все понятно. Мама всегда убиралась, когда была расстроена. За год после смерти отца она сменила три пылесоса. А вот что касается всего остального…
— Какого фортеля?
Она поправила листы в руке и нервно рассмеялась.
— Ох, даже не пытайся меня обмануть, я тебя слишком хорошо знаю. И потом, твой отец точно так же любил подшучивать надо мной. Прятал вещи, когда я не видела, и утверждал, что ничего не знает об этом.
Алона. Я плюхнулся головой на подушку. Это, должно быть, она. Вчера, насколько я знаю, кроме нас здесь была только Алона.
— И как же я вчера подшутил над тобой? — осторожно спросил я.
— А то сам не знаешь! Рассыпал по всей гостиной бумаги доктора Миллера и выложил из папок и тетрадей страшное хмурое лицо. Он заметно испугался. — Она опустила взгляд на листы в своих руках и недовольно поджала губы. — На мой взгляд, заслуженно.