Когда вырастают дети (Борисова) - страница 53

– Извините, Анна Андреевна здесь живет? – послышался приглушенный басок.

Человек казался заслуживающим доверия, и Женя открыла дверь. Он заговорщицки подмигнул и, как был, в пальто и ботинках, прошел в прихожую.

– Мамочка, это к тебе! – запоздало крикнула она ему в спину.

– О-о, Анна Андреевна, сколько лет, сколько зим! А вы нисколько не изменились с тех пор, как я уехал поступать в «Гнесинку»! Помните? Восемнадцать лет назад. Нет, абсолютно не изменились! – незваный гость словно не видел папу, окаменевшего в кухонных дверях.

– Но я вас не знаю, – пролепетала мама. – И мы… мы не могли знать друг друга восемнадцать лет назад… Вам же не сорок лет.

– Как! – вскричал он сокрушенно. – Вы меня не помните? Неужели я так сильно… гм-м… помолодел за годы нашей разлуки?

Дальше секунды полетели в страшном темпе, Жене только и оставалось на счет «раз-два» вертеть головой. Раз: папа пришел в себя; два: мамино удивление сменилось замешательством; три: знакомый (как выяснилось) мамы ловким маневром увлек ее из прихожей в гостиную. И четыре: набрякший гневом папа бросился за ними:

– Что здесь происходит? Кто вы такой?!

– Кто я такой? – оглянулся мужчина, кинул футляр в кресло и спокойно повернулся к папе. – Меня зовут Александр Леонидович Даргомыжский, я – друг Анны Андреевны.

– Друг?!

Гость потерял интерес к хозяину дома и снова с необычайной нежностью обратился к хозяйке:

– Друзья написали мне, что вы вышли замуж, и я решил не возвращаться. Добился известности, разъезжал по всему миру, стал лауреатом многочисленных музыкальных премий. Но я всегда помнил вас и родную Россию. И вот, измученный ностальгией, я решил бросить все: Лас-Пальмас-де-Гран-Канарию, где жил до сих пор, талантливых учеников в моей школе искусств, испанскую кухню – паэлью на белом вине, знаменитый окорок хамон, сладкую кровяную морсилью с изюмом и миндалем к утреннему хересу… Я вернулся к своей престарелой матушке в город детства и юности – нашей с вами юности, Анна Андреевна… вернулся навсегда! Здесь я встретил дирижера оркестра Театра оперы и балета и, конечно, был приглашен… Позвольте же вашу руку, – он галантно нагнулся, поцеловал мамино запястье и вложил букет роз в ее ослабевшие пальцы. – О, как я счастлив видеть вас снова!

Женя заслушалась. Мужчина был почти иностранцем, говорил как по писаному… Ах, Испания, короли и принцы, карнавалы, фламенко, сиеста… А что из себя представляет, интересно, эта «сладкая кровяная морсилья с изюмом и миндалем»?..

Мама чуть не выронила букет, а Женя вздрогнула: папа, на время шоковой сцены потерявший голос, разразился надсадным воплем: