Эти приемы конструируют в «Кавказе» две вечности: бесконечную вечность любви и конечную вечность смерти. Какая из них сильнее? Бунинский рассказ остается без финала. Параллельно текут жизни – любовников и мужа. Нет очевидной взаимосвязанной развязки персонажей. Бунинский рассказ сродни чеховской недоговоренности. Но у Чехова сюжет открыт: где-то, вне нашего знания, продолжение существует: «Где ты теперь, Мисюсь?» У Бунина финал закрыт, замкнут. Своеобразная мера бунинского времени – его неизбежность, неотвратимость, необратимость.
Строгая внутренняя циклизация «Темных аллей» проявляется на всех уровнях: в отборе и логике компоновки произведений, в их неочевидных ассоциативных связях, в том, что эти связи обнаруживаются в своеобразных минициклах, возникающих в структуре книги, в отдельных ее частях. Первый такой миницикл – рассказы «Степа»/«Муза» – обнаруживается рядом признаков. Они типологичны по типу названия; построение сюжета – от общего центра: женские характеры – женские судьбы; диалогичной противоположности характеров: Степа – жертва, Муза – соблазнительница; общему источнику лирической ситуации (лирика Бунина: стихотворения «Пустынные поля, пейзажи деревень…»/ «Опять холодные седые небеса…», «Одиночество»; мотивы этих стихотворений становятся «этапами» сюжета рассказов).
На фоне других рассказов первой части «Степа» и «Муза» – бытовые повествования: время дробится, обытовляется, конкретизируется до обычной человеческой жизни. Оба рассказа занимают особенное место в первой части и во всем цикле: образ Степы – предыстория судьбы Надежды из «Темных аллей»; судьба мужчины из «Музы», его страдательная роль ведет нить к «Чистому понедельнику».
Рассказ «Степа» подчеркнуто обытовлен и заземлен, в нем нет вечности ни в поступках, ни в душах, нет любви, нет жизни. Поступок Василия Лексеича – это проявление суеты, которая мелькает, но не насыщает, которая побеждает, но оставляет человека пустым. Присутствие мига отражает композиция, которая конструируется как пересекающиеся плоскости времени и пространства, показывая разлад и разрушение души и жизни.
Но самое страшное последствие утраты библейской вечности в любви это то, что человек уже вообще не знает, что такое любовь. Герои порой называют любовью то, что к этому чувству никакого отношения не имеет (Муза: «Вы моя первая любовь. – Любовь? – А как же это иначе называется?»). Первая любовь Музы просто сменяется второй. Человек утратил ту изначальную основу, которая связывала мужчину и женщину, и не понимает, что утратил вечность.