Как странно распоряжается судьба! На самом-то деле у нее все рассчитано, все предопределено, а нам кажется, будто все случайно, что просто случайности бывают счастливые и несчастливые, и задача сводится к тому, чтобы, навострившись, избегать последних и наслаждаться первыми.
И вот они сидели за ужином. Во главе стола — Степан, а следом — уже пришедшие в гости Сильвия с мужем, Гоар с мужем, рыжий синеглазый Рафик и маленькая Сирануш, Сиро. Мария бегала от плиты к столу. Аппетитно дымилась долма[10], розовело кахетинское вино, были овечий сыр, и пахучая зелень, и горячий лаваш. За окнами южные сумерки стремительно синели и превращались во тьму. Сияла керосиновая лампа.
Распахнулась дверь, и вошла Ашхен. Она была бледна, глаза потухшие, но на губах теплилась растерянная улыбка.
Степана обуревала тревога, это явно проступало на красивом бородатом лице. Гоар ничего не понимала, да и не хотела ничего понимать, кроме происходящего в ней самой. Сильвия все понимала, но осуждала сестру и восхищалась ею одновременно. Все молчали.
Когда молчание стало невыносимым, Ашхен шумно вздохнула.
— За нами гналась полиция, — призналась она, глядя в пустую тарелку, — мы убежали.
— Почему это за вами гналась полиция? — спросил Степан грозно.
— Мы расклеивали листовки, — призналась дочь.
Степан ударил кулаком по столу. Посуда задребезжала. Мария вздрогнула, но смолчала.
Ашхен молчала тоже. Говорить не хотелось. Страха не было. Перед глазами маячила злополучная листовка, написанная на малознакомом русском языке. Некоторые слова Ашхен уже хорошо знала: «свобода», «классовая борьба», «смерть капиталу!».
— Ты что, с ума сошла? — спросила Сильвия. — Ты хочешь, чтобы нас всех арестовали? Чего ты хочешь?..
— Она хочет, чтобы я огрел ее ремнем, — сказал Степан, зная, что не огреет.
— Успокойся, папа, — сказала Сильвия, — пусть она сама скажет, чего она хочет, ну?..
— Свободы людям, — упрямо сказала Ашхен.
— Каким людям?! Каким? Каким? Где они?! — крикнула старшая сестра.
— Всем трудящимся, — упрямо сказала Ашхен.
Все молчали. Рыжий Рафик, разинув рот, смотрел на провинившуюся сестру. Маленькая Сиро делала из хлеба птичку.
— Ну хорошо, — сказала Сильвия, — ты у них спросила, хотят ли они этого?
— А почему одни богатые, а другие бедные?! — прошипела Ашхен, прищурившись. — Почему одним хорошо, а другим плохо?! Это эксплуатация, разве не правда?
«Действительно, — подумала оторопевшая Сильвия, — среди богатых встречаются мерзавцы». Она вспомнила тотчас же несколько отвратительных персонажей из знакомой среды, но тут же подумала, что и среди бедных мерзавцы встречаются тоже.