Избранница Наполеона (Моран) - страница 134

— Вздумали убедить меня… Делали вид, что… — Я даже произнести это не могу. Как они смеют меня нервировать? Да и что они вообще понимают, эти врачи? Все говорят разное. Один уверен, что у меня триппер. Другой божится, что это рак желудка. А теперь я еще и нимфоманка. — Неважно, — говорю я. — Марию-Луизу кто лечит? Этот хорошенький блондинчик?

— Доктор Эспьо?

— Да! Скажи ему, пусть завтра придет.

Поль мнется.

— А это… терпит?

Я делаю глубокий вдох и киваю.

— На сегодня обследований с меня довольно.

Но Поль приводит доктора Эспьо тем же вечером. Любопытно, смог бы это устроить кто-нибудь другой? Разве что де Канувиль…

— Ваш камергер говорит, вы себя плохо чувствуете, — начинает доктор прямо от дверей. Он высок и светловолос, а зубы такие крупные… Если бы его видел мой итальянский скульптор, Канова, он бы изваял его в облике какого-нибудь бога. — Можно войти?

Я даю ему пройти в комнату, потом крепко сжимаю Полю руку и шепчу:

— Спасибо.

Я так рада, что он рядом.

Доктор Эспьо не может скрыть удивления. Комната практически пуста, вся роскошная обстановка вынесена; кроме диванов и кушетки почти ничего не осталось.

— Ваше высочество собирается в поездку? — спрашивает он.

— Врачи советует мне ехать в теплые края. На той неделе я уже буду в Ницце.

Но он окидывает комнату взглядом, и я догадываюсь, что он думает. Для обычной поездки к югу княгиня не станет упаковывать мраморные вазы и картины. Следовательно, родня императора готовится к чему-то посерьезнее.

— Где я смогу осмотреть вас, ваше высочество?

— В гостиной вполне удобно. А мой камергер пока подождет за дверью.

Поль откланивается, а я сажусь на кушетку.

— Я говорил с доктором Пейром…

— Он ничего не понимает.

— Может быть. Но он изложил мне вашу историю болезни. Что касается этого обследования, то по его итогам свои выводы я сделаю сам.

— Вы же не считаете, что это что-то серьезное? — спрашиваю я.

— Если бы я сказал «нет», это была бы неправда. У вас уже семь лет боли, а последние два года — очень сильные боли.

Все верно. Я думала, это Господь меня карает за то, что я лишилась невинности в доме у Клари. «Ты самая красивая девушка в Марселе, — говорил Клари. — Я не виноват, что так этого хочу». Я ему поверила и стала винить во всем себя. Потом я вышла замуж за Леклерка и внезапно поняла: дело вовсе не во мне. Просто мужчинам ничего другого не нужно.

— Не могли бы вы прилечь на кушетку, — просит доктор Эспьо, — и поднять платье…

Я делаю, что он просит, и готовлюсь к неизбежной боли. Всего несколько секунд.

Раз… два… три…

Он выпрямляется и быстро что-то пишет в своем блокноте. Потом велит мне глубоко дышать и щупает меня снова. Когда он заканчивает, мне стоит больших усилий сесть и не поморщиться.