Бывало, после этого праздника старый Тян Кху усаживался на розово-красное сосновое бревно перед домом. Сидел он там подолгу, полузакрыв глаза, молча и неподвижно, точно каменное изваяние среди затихшей, словно обезлюдевшей, деревни, грея под солнцем маленькое темное лицо с выцветшими от времени бровями.
Но на этот раз в Тунгшенгшуе все было по-другому.
Началось с того, что, задрав вверх морды, залаяли все, сколько их было в деревне, собаки — рыжие, черные, серые. А тут еще дети пригнали с выпаса буйволов и столпились перед домом Тин, невестки старого Тян Кху.
В Тунгшенгшуе появился чужак. Привела его Тин. Вернее будет сказать, что когда Тин была в Татяе, соседней деревне, волостной председатель Ши попросил ее показать пришельцу дорогу в Тунгшенгшуй.
И теперь деревенские собаки с лаем носились вокруг дома Тин.
— Наглые твари! — вскочил старый Тян Кху с любимого своего места. — Ваше дело злых духов гнать, а не людей!
— Тян Кху, кто это пришел к нам? — с любопытством спросили соседи.
— Военный небось, что с Тян Хо вместе служит. — Старик думал о сыне, и все его мысли были только о нем.
— Так ведь он не в военном? — не отставали соседи.
— Ну, не знаю. — Старик сокрушенно причмокнул губами.
Маленькая Шео Тинь завела буйвола в хлев и тоже поинтересовалась:
— Дедушка, это к нам пришли?
— Угу…
В эту минуту вышла во двор Тин, огляделась и сказала протяжно:
— Соседушки… Вечерком загляните к нам, канбо[27] пришел, поговорить хочет.
Что ж! Канбо поговорить пришел — это хорошо. Здесь канбо уже бывали. Время от времени захаживали. Старый Тян Кху каждый такой случай в прошлые годы помнит. Один раз говорили о том, что школа нужна, другой — о наборе в армию, тогда-то Тян Хо и ушел, а третий — о посадках сюен-кхунга, лекарственного растения.
В доме уже захлопотали. Обед в честь гостя состоялся раньше обычного. Была и капуста, и папайя, и салат-латук, и две пиалы, полные доверху стручкового перца — угощение, обязательное у фула.
Пришедший в деревню канбо был невелик ростом, неширок в плечах, но большие его глаза на чуть продолговатом лице глядели открыто. Он подождал, пока усядется старый Кху, зачерпнул кукурузной каши для Шео Тинь и подбавил туда перца:
— Немного, а то глаза щипать будет.
Тин рассмеялась:
— Она привычная, ничего с ней не станется. Угощайтесь, канбо.
— Дедушка, меня зовут Нонг, — обратился гость к старику.
— Угу… Ешь, канбо, ешь…
Старик взял палочки. Нонг тоже поднял было пиалу с рисом, но поставил ее обратно и, глянув на Тин, сказал на местном наречии:
— Тин, люди фула теперь только на этом языке говорят. А вот вы, например, помните свой старый язык? Как будет «еда»?