Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную (Злыгостев) - страница 109

Прибывший в середине марта в Танхэ Великий каан Угэдэй объявил общий сбор, где подвел итоги войны за прошедший год. Он мог быть доволен действиями Субэдэя и Голуя: около двух десятков округов, входящих в цзиньские провинции Хэнань и Аньхой, были захвачены и осваивались монголами, а путь к Кайфыну был отныне открыт.

Глава шестая. Гибель полководцев

За период с марта 1231 по март 1232 года армии и основные цитадели Цзинь были сокрушены, население в панике покидало родные места и мигрировало. Традиционная практика террора, проводимая монголами, сеяла ужас не только в занимаемых ими землях, но и у соседей. Война на ее заключительном этапе приняла до крайности ожесточенный характер, чжурчжэни, как будто предчувствуя свой близкий конец, отчаянно сопротивлялись, и многие военачальники выглядели достойно, когда сражались и когда погибали. Потери в высшем военном руководстве империи Цзинь в тот год не могли не повлиять на ее окончательное падение.

В апреле 1231 года, когда монголы осадили Чэчжун, обороной города командовали родственники императора Ай-цзуна. Это Бань-цзы-агэ и Цао-хо-агэ. Непрерывный штурм продолжался более двух недель. «Около полумесяца сражались врукопашную; и когда истощились силы, осажденный город был взят. Цао-хо-агэ самолично несколько десятков раз схватывался драться, наконец взят в плен…» [31, с. 120], захватившие его враги знали о слабостях Цао-хо-агэ, который, будучи сыном своего времени, «утешался сжиганием пленников на горящей соломе», поэтому несложно догадаться, какую участь уготовили ему монголы. А вот Бань-цзы-агэ «с 3 тысячами солдат ушел в Вэн-сан», а оттуда направился ко двору Ай-цзуна, где он, бесстрашный военачальник, был оклеветан перед правителем евнухами и «предан казни» [31, с. 120].

Однако первые потери в генералитете Цзинь были ничто по сравнению с тем, что произошло в марте 1232 года. После поражения у Саньфэншань, как говорилось в предыдущей главе, главнокомандующий чжурчжэней Вэньян Хэда отступил в Цзюньчжоу, где был схвачен ворвавшимися следом за ними в город монголами. Его не зарубили на месте, а приберегли для допроса и казни. Пленившие Хэду воины, наверное, и не ведали об обычае «последней просьбы» приговоренного к смерти и очень удивились, когда он попросил их о встрече с Субэдэем. Он хотел увидеть его! Во второй биографии Субэдэя, в цзюань 122, хронист сообщает о той встрече: «Цзиньский полководец Хэда был опять пленен, но пока [его] еще не предали казни, [он] спросил, где находится Субэтай, и просил разрешить задать тому один вопрос. Субэтай вышел [к нему] и сказал так: „Тебе осталось жить мгновение, чего хочешь от меня узнать?“ [Тот] ответил так: „Подданный тоже отдал все служению своему господину, но Вы отвагой превосходите всех полководцев. Небо породило героя, с которым я нечаянно встретился! Я увидел Вас и могу с легкой душой смежить веки!“» [6, с. 513]. Чего добивался своим признанием Субэдэю Вэньян Хэда? Быстрой смерти? Навряд ли. Разжалобить «свирепого пса» было невозможно, но вот увидеть лично своего беспощадного визави, о котором уже слагали легенды и пели песни по всей степи противника, Хэде, наверное, хотелось. Подобные примеры известны и в новейшей истории. Подписывая в мае 1945 года Акт о безоговорочной капитуляции Германии во Второй мировой войне, фельдмаршал Кейтель, который вскоре будет повешен по приговору международного трибунала в Нюрнберге, как свидетельствуют очевидцы, «буквально пожирал глазами» маршала Г. К. Жукова, и конечно, Кейтелю было, что сказать…