Горы наполнились плачем и воплем. Дойдя до горы Тьхе-лин, хотели сражаться, но от голода обессилели. Почему Ваньянь-чун-си первый покорился, но монголы отрубили ему голову, — отчего шочжэньские войска пришли в великое смятение. Удын и Хэюй с несколькими десятками конных ушли в ущелья; но, преследуемые конницею, были догнаны и преданы смерти» [31, с. 131].
В это же время комендант Гунгуани Ли-пьхин сдал крепость монголам, после чего у них в тылу не осталось способных к сопротивлению чжурчжэньских отрядов, и они, готовясь нанести удар по Кайфыну, осадили расположенный в сотне километров от Южной столицы Лоян. С командующим цзиньцами в Лояне произошел прелюбопытный случай. «Генерал Сахалянь по причине открывшегося на спине чирия не мог командовать, почему бросился в водяной ров и умер» [31, с. 131]. Наверное, все-таки не чирей довел до самоубийства этого полководца, а безысходность и ощущение приближающегося апокалипсиса. Немногие могли подобно Вэньяну-Чен-хо-шану, не убоявшись мучительной смерти, стать героями, о которых с почтением говорят их враги.
Глава седьмая. Падение державы Цзинь
Великий каан Угэдэй с частью войск, находившихся непосредственно в его распоряжении, прибыл в Танхэ, где его поджидали Толуй и Субэдэй со своей «южной армией». Здесь все монгольские силы соединились и были готовы для заключительного этапа войны против Цзинь. Затем был осажден Лоян, а передовые разъезды степняков наконец доскакали и до Кайфына. Но приближалось душное, чрезмерно влажное, жаркое лето, и посему Угэдэй с Толуем направились на север, оставив все монгольские войска, находящиеся в пределах еще не завоеванных земель Цзинь, на попечении Субэдэя, но в первую очередь ему было поручено «осадить Южную столицу» [12, с. 166]. Таким образом, Субэдэй достиг новой высоты в своей карьере, и хотя он по-прежнему командовал «за царевича» и все лавры победителя достались бы чингисидам, все равно это было важнейшее назначение. Субэдэй с присущей ему энергией принялся за дело, Кайфын в конце апреля — начале мая 1232 года был плотно обложен со всех сторон. Началась почти годовая осада, которую по напряженности сил и потерь с обеих сторон можно назвать одной из самых величайших в истории.
Император Ай-цзун, наблюдая абсолютную безвыходность своего положения, попытался начать переговоры с Угэдэем и Толуем, которые в это время находились «в горах Гуашань[108]» [12, с. 166], то есть примерно в тысяче километров от Кайфына.
О серьезности его намерений говорит факт запрещения цзиньским солдатам вести боевые действия и желание отправить ко двору монгольского каана «младшего брата Экэ, вана Цао, в качестве заложника» [12, с. 166]. Однако стремление Ай-цзуна путем переговоров оттянуть гибель государства наткнулось на упрямство монгольского главнокомандующего. Субэдэй, лишь только «услышав об этом, сказал: „Я получил повеление осаждать город, другого ничего не знаю“» [31, с. 133]. И началась тотальная эскалация военных действий. Субэдэй, шедший к победе над чжурчжэнями более двадцати лет, никакой передышки им давать не хотел, «поставил осадные машины; по берегу городского водяного рва построил палисад; согнал пленных китайцев, далее женщин, девиц, стариков и детей и заставил их носить на себе хворост и солому, чтобы завалить ров» [31, с. 133].