Даже израненный, заторможенный, обедневший Париж наполнял ее сердце радостью, какой она никогда не ощущала в Нью-Йорке. Всю дорогу Мадам болтала с сыном. Как трогательно смотрелись вместе эти двое: приземистая широкоплечая мадам Рубинштейн в меховой накидке и шляпке-котелке торопливо семенила, с трудом поспевая за бородатым гигантом; он все пытался взять ее под руку, но не решался, уловив едва заметное напряжение. Елена с детства терпеть не могла, когда к ней прикасались.
Впрочем, присутствие Хореса ее умиротворяло, по крайней мере на некоторое время. Вдыхая зимний парижский воздух, любуясь игрой солнечных лучей, рассыпавших разноцветный бисер по черной глади Сены, Мадам с особенной остротой ощущала, как ей посчастливилось: она жива и рядом любимый сын, а ведь столько людей вокруг потеряли близких…
Увы, взаимонепонимание, обида, досада, гнев, боль, невысказанные упреки по-прежнему отравляли их отношения. Просто они позабыли об этом, увлеченные восстановлением салонов. Им было некогда каяться друг перед другом и мириться, к тому же Елена не выносила подобных сцен, ненавидела жалобы, слезы, телячьи нежности. Ее нельзя назвать бессердечной, она горевала и мучилась чаще других, но не умела выражать свои чувства, скрывала, что уязвима. Никогда и ни с кем она не пускалась в откровенности.
Фабрики больше не существовало, однако Мадам лихорадочно разыскивала ланолин и другие ингредиенты, необходимые для производства косметики. Исходных материалов катастрофически не хватало. На черном рынке миндальное масло стоило 800 франков за литр. Елена надеялась, что Арчил пришлет ей все нужное из Голливуда, но посылки из Америки шли неделями, а иногда и месяцами.
У парижан шелушилась кожа. Даже дамы из высшего общества умоляли знакомых привезти им из Нью-Йорка хотя бы вазелин. Не было увлажняющих кремов, кремов для рук, теней, пудры. Лучшим средством от депрессии считалась губная помада.
Елена, как заправский химик, без лишних слов облачилась в халат, закатала рукава и взялась изготавливать кремы у себя «на кухне», как бывало в старые добрые времена в Мельбурне и Лондоне. Ей самой не требовалось притираний, чтобы помолодеть: секрет ее неувядаемой свежести — тяжкий труд. Неутомимая мадам Рубинштейн! Приходила первой, уходила последней и никогда не жаловалась. Ее бешеная работоспособность была вознаграждена. Салон на улице Фобур-Сент-Оноре обрел прежнее очарование. Луи Сью восстановил его в полной мере и даже улучшил.
Понемногу возрождались журналы мод, на их страницах появлялось множество советов, как с помощью подручных средств следить за собой и оставаться красивой. В ноябре 1945 года Элен Лазарефф, вернувшись из Америки, основала журнал «Elle».