В 1953 году Эсте перешла в наступление: выпустила первые духи и назвала их «Youth Dew», прекрасно зная, что один из лучших кремов мадам Рубинштейн называется «Skin Dew»… Мадам поняла, что перед ней серьезная противница. Парфюмерия — мощная, быстро развивающаяся индустрия; можно обожать духи или их ненавидеть, но никто никогда не бывает к ним равнодушен.
Арден называла Эсте «девкой из подворотни» и считала ее ужасающе вульгарной. Елена тоже питала к ней острую неприязнь. Но так или иначе, с Лаудер приходилось считаться, ведь она поднялась до их уровня.
Чтобы победить наверняка, Елена обратилась за помощью к «отцу рекламы» Дэвиду Огилви — англичанину, открывшему в 1948 году в Нью-Йорке рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Именно он изобрел множество приемов, что и поныне используются в рекламе, открыл немало ее законов и вскоре стал непререкаемым авторитетом, диктатором рекламных агентств и средств массовой информации. Огненно-рыжий, с пронзительным взглядом синих глаз, он обладал безупречными аристократическими манерами, но говорил довольно напыщенно. Носил он твидовые костюмы и неизменный галстук-бабочку.
Ежедневно ровно в пять часов вечера горничная приносила чай к нему в кабинет. Он курил без конца: трубку, сигареты, дорогие сигары. Умел очаровывать, соблазнять, подавлять интеллектом. Ездил на «роллс-ройсе» с личным шофером. Перед его обаянием не могли устоять ни женщины, ни мужчины, будто он был кинозвездой. Непредсказуемый, эксцентричный, он действительно постоянно играл, превращая работу в непрерывное шоу.
Елена Рубинштейн обратилась к нему одной из первых.
— Потрясающая женщина, я восхищаюсь ею беспредельно! — провозгласил он, властно отметая антисемитизм, очень распространенный в рекламной среде к его величайшему возмущению.
Два гениальных постановщика, одержимых поисками верного сценического образа, встретившись, не могли не проникнуться взаимным уважением. Мадам попросила Огилви помочь Хоресу и Саре Фокс, занимавшимся рекламой фирмы. Сам того не желая, Дэвид мгновенно проник в хитросплетение сложных внутрисемейных интриг. Он и не предполагал, что мать и сын избрали его арбитром для разрешения давнего конфликта. Несчастный Хорес! Никто из окружения Елены не страдал так от ее бешеного нрава. Его положение в фирме оставалось наиболее шатким.
Он всецело зависел от материнской воли. Мать то поручала ему ответственные задания, назначала на высокий пост, давала неограниченные полномочия, то мигом всего лишала. Она требовала мнения сына, а потом показывала другим менеджерам его проекты и ни один из них не осуществляла. Или позволяла их воплотить тайком от него, пристально приглядывая за всем и тормозя процесс, передавала дело в чужие руки, и в конечном счете все лавры доставались не ему. Самые блестящие идеи сына считала неразумными и нелепыми, не доверяла ему ни в чем. Ей казалось, что Хорес — чудаковатый мечтатель, оторванный от жизни.