Философ, которому не хватало мудрости (Гунель) - страница 117

Но мысль просто так не выкинешь из головы, и она возвращалась снова и снова, как будто хотела напомнить ему о его ответственности. Возможно, и было какое-то решение, и как вариант можно было рассматривать и этот безумный выход, но Сандро этого не хотел, он был не готов платить такую цену… Слова Элианты отзывались в нем, как эхо: «Человек возвышается, когда забывает о себе ради дела, которое защищает». Она была права. Он жалкий эгоист, и ничего больше.

Свернувшись калачиком, он лежал прямо на полу, сгорая от стыда.

Вдруг он услышал какой-то шум и медленно повернул голову. Перед ним в темноте стояла Элианта, лицо ее было серьезным. Силуэт девушки едва виднелся в сумраке, но ее присутствие чувствовалось, словно ее аура вышла далеко за пределы ее тела. Они молча посмотрели друг на друга. Не говоря ни слова, она подошла к нему.

— Выпей это, — сказала она холодно, протягивая ему глиняную чашу.

Он с трудом поднялся. Чаша была наполовину наполнена зеленоватой жидкостью. Он поднял на нее глаза. Ледяной взгляд молодой женщины призывал его подчиниться.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять: вместо того, чтобы выдать его жителям деревни, она давала ему возможность самому завершить это…

Ошеломленный, не в силах пошевелиться, он посмотрел на яд. Такого он не ожидал.

Сама судьба обвиняла его. За все надо платить. Рано или поздно жизнь всегда предъявляет счет.

Он должен заплатить.

— Возьми же.

Он не мог оторвать взгляд от чаши и медленно взял ее в руки.

Он представил себя в образе Сократа, готового выпить цикуту, от которой ему предстоит умереть. Сократа обвинили в том, что он совращал молодежь и учил молиться новым богам. Это было именно то, что сделал Сандро… Их обоих обвинили в одних и тех же преступлениях, приговорили к одной и той же каре. Только Сократ был невиновен…

Сандро медленно поднес чашу к губам.

Греческий философ выпил ее залпом, не дрогнув, несмотря на в высшей степени несправедливое наказание, которому его подвергли. А хватит ли у него мужества, ведь виновность его не опровергнуть, а единственным смягчающим обстоятельством является страдание, причиненное ему его же жертвами.

— Пей.

Он устал. Устал от тщетной борьбы, которую вел в течение стольких месяцев, устал от душившего чувства вины и угрызений совести… Он коснулся губами чаши, закрыл глаза и выпил… один глоток. И тут же почувствовал ужасную горечь. Он перестал пить и закашлялся.

— Пей.

Он пристально посмотрел на нее. Ее взгляд не выражал никакого сочувствия. Полное отсутствие сопереживания вдруг возмутило его и вывело из ступора. Да, он поступил плохо. Да, то, что он сделал, ужасно. Но то, что он пережил из-за этого народа, тоже невыносимо.