- Гребите, ублюдки! - прокричал Финан.
Сотня шагов, полсотни, а рыбацкая лодка придерживалась все того же курса, нос напротив носа, и теперь я мог разглядеть, что на борту трое, лодка подходила все ближе и ближе, пока ее корпус не скрылся из вида, заслоненный нашими веслами, и я видел лишь приближающийся темный парус, а потом потянул рулевое весло к себе со всей силой и заметил, как в тот же момент их лодка повернула, но я это предвидел, они повернули именно в том направлении, что я и ожидал, и наш нос с головой зверя прошел через их низкий борт.
Я почувствовал, как Полуночник содрогнулся, услышал крик и звук ломающейся древесины, увидел, как исчезает мачта и парус, а потом снова ударили наши весла и что-то царапнуло под корпусом, а вода наполнилась деревянными обломками.
- Прекратите грести! - крикнул я.
Мы тащили затонувшую лодку за собой, хотя большая часть ее сломанного корпуса, нагруженного камнями балласта, ушла на дно морское, где прячутся чудовища. Парус пропал, остались лишь обломки дерева, пустая корзина для рыбы из ивовых прутьев и отчаянно барахтающийся человек, молотящий руками по воде в попытке добраться до борта Полуночника.
- Это один из тех, что был с отцом Бирнйольфом, - сказал Финан.
- Ты его узнаёшь?
- Этот приплюснутый нос?
Человек добрался до нас и схватился за весло, а потом подтянулся к борту, и Финан наклонился, чтобы взять в руки топор. Он взглянул на меня, я кивнул, и лезвие топора блеснуло в лунном свете и опустилось вниз.
Раздался звук, как в лавке мясника, и из разрубленного черепа брызнул фонтан крови, черной, как земля, а потом тело отнесло течением.
- Поднять парус, - приказал я, и когда весла были подняты на борт, а парус наполнился ветром, я снова повернул нос Полуночника на север.
Полуночник убил наших врагов в разгар ночи, а теперь мы направлялись в Беббанбург. Кошмар Элфрика становился явью.
Глава четвертая
Погода успокоилась, но не этого я желал.
Я также не желал помнить лицо рыбака, его приплюснутый нос, шрамы на загорелых щеках, и как в его глазах появилось выражение отчаяния, мольбы и слабости, и как мы его убили, и как его темная кровь окропила темную ночь и исчезла в черных водах близ кормы Полуночника. Мы жестокие люди.
Хильд, которую я любил и которая была аббатиссой в Уэссексе и хорошей христианкой, очень часто с тоской в голосе говорила о мире. Она называла своего бога "князем мира" и старалась убедить меня, что если б только я поклонялся настоящим богам, я бы признал ее пригвождённого князя, и тогда настал бы вечный мир.
"Благословенны миротворцы", - любила она говорить, и она бы осталась довольна последними годами, потому что Британия находилась в состоянии неустойчивого мира.