Еще один эпизод: когда я числилась замужем за Люсьеном, нам не давали разрешения на совместную с Марком поездку во Францию. Но Марк и тут добился приема в соответствующих кабинетах. Ему ответили: «Ну, в этот год вы поезжайте в Англию, а на будущий год поедете во Францию». Так и вышло.
Наша жизнь не была легкой и радостной. Ее украшало общение с интересными людьми, людьми искусства, но за разъезды с гастролями по всему Союзу давали нищенские концертные ставки (Марку платили за выступление 12 руб. 50 коп. — не как певцу-исполнителю, а по расценкам «разговорного жанра»). Можно ли было назвать легкой эту жизнь на колесах, когда Марку приходилось кормить семью в пять человек, считая живущую у нас домработницу! Но он называл меня своей опорой. А возле меня был тонкий, умный, хотя и сложный человек со сложным характером. В этом взрослом, по сравнению со мной, человеке мне нужно было понимание меня, и я его получила. К сожалению, все это можно вполне понять и оценить по большому счету, лишь прожив жизнь! Сейчас мне кажется, что тогда я видела только моменты чего-то «большого», и должна признаться, что не совсем понимала, к чему я прикоснулась. Почти десять лет жизни с Марком — по сравнению с десятилетним предыдущим браком — это была как бы другая планета. Первый семейный дом — был миром молодой загульной богемы. Мир Марка — настоящий, с любимой работой, необычными, талантливейшими людьми.
Каким вспоминается наш домашний быт?
Мы не тяготели, как сейчас многие представители даже творческой интеллигенции, к показной роскоши. Главное — было сохранить в доме атмосферу мира и покоя. Наши дети жили дружно, но совсем без ревности не обходилось. Однажды помирились на том, что поделили меня так: одна моя рука принадлежит Наташе, а другая — Жану. Иногда между ними возникали ссоры: «Ты стоишь не на своей стороне, это моя сторона!» Наташе было приятно, что у нее появилась мама. Она гордилась, когда я приходила к ней на родительские собрания. Дома мы с ней «модничали», придумывали прически, наряды. А Жан для всех был сыном Марка, который учил его водить машину, еще тогда, когда у Жана ноги не доставали до педалей. Марк никогда не делал разницы между детьми, но относился к ним с любовью, которую можно назвать строгой. Он любил во всем порядок. Мог мне говорить, что я неправильно воспитываю детей: например, запрещал мне сидеть с ними и делать уроки: «Не хотят учиться — не надо, нечего их заставлять!» Но я жалела Наташу как сироту и очень рада тому, что с ней, уже давно живущей в Америке, у меня по-прежнему самые хорошие, родственно-близкие отношения…