— Я его внутри подожду… к-какой сходняк? — Митя ощутимо оступился и чуть не влетел носом в бетонную плитку под ногами.
— Московский, судя по номерам машины, — со значением и важностью промолвила вторая старушка, демонстрируя собственную наблюдательность, — Центровой!
— А он вообще кто? — Митя почувствовал неприятный холодок в спине, — В смысле, чем занимается?
— Цветы выращивает. Я у него была как-то — мама-а! — охнула третья, — Так у него такие красивые бутоны, такие красивые соцветья, чем только удобряет? И кадки такие здоровущие под них — человек трех можно поместить! Не целиком конечно, — справедливо поправила она себя, — По частям, ежели.
— А вы кто такие? — неуверенно спросил Митя, пытаясь переварить услышанное.
— Мы за порядком следим, — важно ответили ему.
— Без пригляда нельзя! — поучительно поддакнула вторая, — Вот зайдет плохой человек в подъезд — а нам после него пепел убирать, следы всякие вытирать. И ведь не могут чисто уйти, без гадостей-то! О душе не думают!
— За что ж вы их так, бабушки? — побледнел Митя, отступая к машине, — Ведь и поговорить просто можно.
— Так мы со всяким разговариваем, — пригорюнилась Никитишна, — Так не слушают, внутри подождать хотят.
Старушки покачали головой.
— Вот я двадцать лет в КГБ работала, чистила за всеми — так кто бы спасибо за мой труд сказал, — вздохнула третья, — Нет в людях благодарности.
Митя не помнил, как влетел в машину, осознав себя только через минуту, орущим "Гони! Быстрее! Быстрее гони!" Наухо перепугавшемуся водителю.
— Братцы, тут через ментов работать надо, самим не решить, — оттер холодный пот Митя, — Вы мне просто поверьте. Тут такой кролик живет, что самим лучше не трогать.
— Нин, а Нин
— Ой?
— А ты правда в КГБ двадцать лет работала?
— А как же, двадцать лет техничкой в Кировской городской библиотеке, а там на пенсию и к сыну, внуков нянчить.
— Нин, а Нин
— Ой?
— Ну нам-то и правду сказать можно?
***
За окном плыло серое марево, в редких просветах которого изредка виднелась стальная гладь реки и центральная часть города. Верхние этажи, принадлежавшие руководству крупной компании, тонули в облаках большую часть года, но вряд ли кто из работников этажа согласился бы спуститься ниже ради хорошего вида. Серость одной грани прямоугольника кабинета для посетителей компенсировала строгая роскошь других сторон — никакого золота и блеска драгоценных камней, только черный лак античной мебели, наборный паркет, дорогая техника и серебро гербовых узоров — начальник вел свою родословную от германских баронов, и ни капли не смущаясь, добавлял приставку "Фон" к русской фамилии Смирнов.