«В воскресенье мы посетили утреннюю службу в Шапель Ройал, — писала Арабелла своей маленькой изящной ручкой на очень тонкой бумаге. — Мы услышали очень хорошую проповедь о Втором послании к коринфинянам. В Лондоне все еще мало народу, — продолжала она в стиле леди Бридлингтон, — но в церкви присутствовало много светских людей, а также герцог Кларенс, который позже подошел к нам и был очень приветлив, без всякого высокомерия».
Арабелла остановилась, обгрызая кончик ручки и думая о герцоге. Папе, возможно, не понравится то, что она пишет о его высочестве, но мама, София и Маргарет, разумеется, с удовольствием бы узнали, что он собой представляет и что он говорил. Арабелла снова склонилась над листом бумаги.
«Я не думаю, что его считают очень красивым, — написала она в несколько сдержанной манере, — но выражение его лица крайне благожелательно. Его голова правильной формы, и он слегка склонен к полноте. Он заставил меня вспомнить о дяде, так как разговаривает так же, как он, очень громко и громко смеется. Он сделал мне честь, сказав, что у меня чрезвычайно привлекательная шляпка. Надеюсь, маме это будет приятно, так как это была одна из тех шляпок с розовыми перьями, которые она сделала для меня».
Казалось, больше было нечего писать о герцоге Кларенсе, за исключением того, что он очень громко разговаривал в церкви, а это вряд ли понравилось бы обитателям дома викария. Она перечитала написанное и почувствовала, что это может несколько разочаровать маму и девочек. Арабелла приписала еще одну строчку: «Леди Бридлингтон говорит, что он далеко не такой полный, как принц-регент или герцог Йоркский». На этой захватывающей строчке она закончила абзац и перешла к написанию следующего.
«Я начинаю привыкать к Лондону и ориентироваться на улицах, хотя, конечно, я одна еще не выхожу из дому. Леди Бридлингтон посылает со мной одного из слуг именно так, как говорил Бертрам, но я часто вижу, как молодые леди прогуливаются теперь в одиночку, возможно, они не принадлежат к высшему свету. Это очень важно, и я постоянно опасаюсь, что могу сделать что-нибудь не то, как, например, пройду по улице Сен-Джеймс, где находятся клубы для джентльменов. Леди Бридлингтон дает званый вечер, чтобы представить меня своим друзьям. Я просто дрожу от страха, так как все приглашенные очень знатные и известные люди, хотя все они очень хорошо воспитаны и гораздо добрее, чем я думала. Софии было бы интересно узнать, что лорд Флитвуд, которого я встретила на пути в Лондон, как я писала вам из Грэнтхама, нанес нам утренний визит, чтобы узнать, как я поживаю, что было очень мило с его стороны. Был также и мистер Бьюмарис, но мы в это время ездили кататься в парк. Он оставил визитную карточку. Леди Бридлингтон не помнила себя от радости и положила ее поверх остальных, что, я думаю, довольно-таки глупо, но я начинаю понимать, что это правило высшего общества. Все это заставляет меня задуматься о том, что говорил папа по поводу глупости и пустоты светской жизни». Этой фразой, казалось, она разделалась с мистером Бьюмарисом. Арабелла снова обмакнула перо в чернильницу: «Леди Бридлингтон — сама доброта, и я уверена, что лорд Бридлингтон очень респектабельный молодой человек и совсем не погружен в погоню за удовольствиями, как боялся папа. Его зовут Фредерик. Он путешествует по Германии и посетил много полей сражений. Он пишет очень интересные письма своей маме, которыми, я уверена, был бы доволен наш папа, так как он, кажется, чувствует именно то, что нужно, и размышляет обо всем, что видит, в истинно возвышенной манере, хотя и несколько витиевато».