Огненное порубежье (Зорин) - страница 4

— Куда?! Куда?! Кто таков будешь?

— Совсем застило, — добродушно проворчал Всеволод и, сняв зубами рукавицу, показал княжескую печать.

— Не признал, княже. Ты уж не гневись, — залепетал воротник.

— Ну, гляди, гляди мне, — сказал Всеволод и, откинув назад руку, ожег вороного плетью. Конь вздрогнул и, выбрасывая из-под копыт шмотки мокрого снега, скрылся за воротами.

Все здесь, по сю сторону городской стены, было Всеволоду давно знакомо. Особенно хорошо знал он вот этот переулок, где привольно раскинулись боярские хоромы, добротно рубленные из крепкого дуба — высокие, с хитро расписанными причелинами и резными водостоками. Снег лежал на крышах пушистыми заячьими шапками, оконца со стеклышками в свинцовой оправе тоже были залеплены снегом.

— Эко ж тебя носит, княже, — с ласковостью в голосе сказал дядько Горяй, разбойного вида сивобородый мужик, гостеприимно пропуская Всеволода на просторный двор. — Боярышня нынче одна-одинешенька, да Радил обещал к ночи быть…

— Молчи, — недовольно буркнул князь. — Не твоя забота в наши дела нос совать. Вот принеси-ка водицы да задай коню овса поболе.

— Не серчай, княже, — поклонился Горяй и, подождав, покуда Всеволод сойдет на землю, повел вороного в поводу на конюшню.

Нетерпеливо взбежав по крыльцу, князь распахнул дверь и столкнулся на пороге с Фаюшей, теплой, желанной, родной.

— Вернулся, не забыл свою птаху, — шептала она.

И он, задыхаясь от счастья, говорил ей:

— Вот приду из похода, заберу к себе.

— Батюшка осерчает…

— Чай, не холоп я, не обель безродная, — охладевая, проговорил Всеволод и боком сел на скамью.

— Да не горячись ты, не туманься, — прижимаясь к нему, мягко ворковала Фаюша.

Глаза у Фаюши смешливые, а в самых уголках пухлого рта легли две горькие ямочки. Знала она: не отдаст ее отец за Всеволода, хоть и князь, хоть и знатного рода. Ни земли у него своей, ни кола ни двора, одно только прозванье.

Вот и целовала она Всеволода в похолодевшие губы, вот и дрожала вся, потому что понимала: прощается с ним навеки. За Роську, сына Святослава, любимца Патрикея, отдает ее отец.

Только суровея от Фаюшкиных ласк, перекатывал Всеволод на скулах окаменевшие желваки. Вот оно что, вот оно как — уж и не с руки стало Радилу породниться с сыном великого князя Юрия, при одном имени которого он когда-то трепетал!.. Выходит так: Фаюшке свадьбу, а Всеволоду — в половецкое поле, под сабли да под каленые стрелы, Роське мир добывать, чтобы спокойно спалось ему в высоком тереме с молодой женой?!

Вздрогнул Всеволод, оттолкнул плечом Фаюшу, вскочил с лавки, выбежал на засыпанное снегом крыльцо. Горяй, уже стоявший неподалеку, подвел к самым перильцам коня.