– Ну как, товарищ подполковник?
– Все в порядке. Предупредил меня, что у него есть шапка-невидимка… Леночка, идите в свою комнату – мы его переоденем.
– А зачем? – вырвался некстати вопрос у Лены, но Иван Васильевич нашел нужным ответить.
– Зачем? У него в одежде может быть что-нибудь спрятано, зашито или написано невидимыми чернилами. Надо все проверить. Понятно?
– Да.
– Вот мы и захватили с собой обновку для него.
Минут через двадцать Мальцев пришел в себя.
Мутным взглядом он посмотрел на стоящих вокруг него мужчин, затем, почувствовав какое-то стеснение в одежде, поднял руку и взглянул на рукав пиджака. Встретив насмешливый взгляд Ивана Васильевича, он выпрямился в кресле и глубоко вздохнул.
– Что со мной?
– Ничего страшного, – ответил подполковник. – Небольшой обморок.
– Это ваша работа?
– Да. Когда имеешь дело с ученым химиком, приходится и самому заниматься химией.
Только сейчас Тарантул почувствовал, что во рту нет ампулы. Видно было, как он ищет ее языком.
– Как вы… – проговорил он. – Как вы догадались? Откуда?
– Не ломайте напрасно голову, – перебил его Иван Васильевич, – меня предупредил об этом Шарковский. Собирайтесь, пора ехать. Надеюсь, теперь вы не испаритесь.
В ответ на эти слова Мальцев безнадежно опустил голову на грудь. Многолетняя борьба закончилась полным поражением, и он даже не мог умереть по собственному желанию.
Иван Васильевич вернулся в свой кабинет с головной болью. За двое суток он четыре раза вызывал на допрос фон Штаркмана, устроил ему очную ставку с его подчиненными, неоднократно допрашивал Лынкиса, задержанных на кладбище и на Васильевском острове, но добиться ничего не сумел. Все они словно сговорились, утверждая, что служат в военной разведке и собирали сведения чисто военного характера.
– Перед нами была поставлена одна задача: разведать как можно скорей, сколько и какие части стоят в Ленинграде, не готовится ли на этом участке наступление, – сказал Лынкис на первом же допросе.
– Ну а если готовится? – спросил Иван Васильевич.
– Регулярно сообщать командованию.
– А дальше?
– Всё.
– Значит, вы были только пассивным наблюдателем?
– Если хотите – да.
Примерно то же заявляли и остальные. На допросах фон Штаркман охотно говорил о чем угодно: о литературе, о науке, о политике, о религии, но, как только Иван Васильевич задавал вопросы о цели его приезда в Ленинград, он, как и остальные, начинал твердить, что прибыл с намерением выяснить готовность Красной Армии к наступлению и, если будет возможность, выяснить день, час и направление главного удара.