Иван Васильевич вернулся к себе в кабинет около пяти часов утра и сразу позвонил Буракову.
– Трифонов не вернулся? – спросил он, когда вошел заспанный помощник.
– Никак нет, товарищ майор. Звонил он часа три тому назад. Сообщил, что последнюю поездку за хлебом делает.
– Больше новостей у вас нет?
– Алексеев благополучно вернулся на судно.
– Алексеева я видел. Надо будет выписать пару часов и завтра утром под расписку передать ему. Пускай он продаст их Брюнету. Ворье будет думать, что часы краденые. Нужно проинструктировать его основательно.
– Есть!
Бураков вышел. Иван Васильевич сел за стол и начал просматривать документы. За эти несколько дней много было сделано.
Теперь он был уверен, что находится на верном пути и главные нити немецкой провокации с газовой атакой у него в руках. Почти все предатели уже известны, но это все второстепенные лица – исполнители. Где-то за ними скрывается обер-бандит*, и даже установлена его кличка – Тарантул, но, кто он и где скрывается, неизвестно. Ивана Васильевича беспокоило одно: вдруг немцы назначат час штурма, и тогда придется поторопиться, захватить мелочь, чтобы сорвать немецкую операцию с аммиаком, а Тарантул может ускользнуть.
Иван Васильевич еще раз перечитал рапорт Трифонова о противогазе. Это был вторичный сигнал. Противогаз играл какую-то роль у банды, но не как противогаз. Трифонов был опытный, способный и наблюдательный разведчик и не мог ошибиться, придавая такое значение обыкновенному противогазу. Если противогаз или сумка его использовались немцами для хранения, переноса документов, оружия или чего-нибудь вроде этого, то это была удачная мысль. Почти все ленинградцы носили противогазы.
* * *
После третьего оползня у ребят пропала всякая надежда своими силами выбраться из подвала. Куча мусора под окном значительно выросла. Мальчики, стоя на битых кирпичах, которые они выгребли, уже свободно доставали до окна, но силы таяли, и работать становилось все труднее и труднее. Главное, они не знали, сколько же там, за окном, навалено этого мусора.
– Хорошо все-таки, когда люди вокруг, – сказал Степа после долгого молчания. – В прошлом году, помнишь, я тоже в подвале сидел, когда нас бомбой завалило. Воды по колено, думали, утонем; мертвецы кругом, а все-таки много живых людей было… И ничего. Я нисколько не боялся. Николай Васильевич тогда все подбадривал нас. Говорил, что не надо робеть, что потом, когда на свет вылезем из могилы, лучше жить станем.