Он оглянулся и шёпотом сказал: «Хороши колокола, Элизабет. Они — святые».
Она вздрогнула и с удивлением посмотрела на него, ибо её видение не исчезло, и лицо Христа все ещё было лицом Джозефа. Натужно улыбаясь, она призналась себе: «Ведь я молюсь своему собственному мужу».
Когда они вышли, шорник Макгрегор совсем загрустил. Он неуклюже чмокнул Элизабет в лоб.
— Не забывай отца, — сказал он. — Впрочем, не удивлюсь, если ты так и поступишь. В наши дни такое — почти обычай.
— А ты приедешь на ранчо повидаться с нами, отец?
— Не приеду, — сердито ответил он. — Обязательства делают человека слабее, а удовольствия приносят весьма небольшие.
— Мы будем рады увидеться с вами, если вы приедете, — сказал Джозеф.
— Ну, вы будете ждать долго, вы и ваши ранчо с тысячами акров земли. Скорее я встречу вас обоих в аду, чем приеду вас навестить.
Через некоторое время он отвёл Джозефа в сторонку, чтобы не слышала Элизабет, и сказал уныло:
— Вы меня сильнее, потому вы мне и не по вкусу. Сейчас я хотел бы, чтобы вы мне понравились, да не могу, потому что я — человек слабый. То же самое с Элизабет и её сумасшедшей мамашей. Обе они знали, что я — человек слабый, и я терпеть не мог их обеих.
Джозеф посмеялся над шорником, почувствовав к нему жалость и симпатию.
— То, что вы сейчас делаете, — не слабо, — заметил он.
— Да уж, — воскликнул Макгрегор, — сильно. Умом-то я понимаю, как быть сильным, но не могу этому научиться.
Джозеф запросто толкнул его в предплечье.
— Мы будем рады увидеться с вами, когда вы приедете.
Тотчас же губы Макгрегора сердито сжались.
Сев на поезд в Монтерее, они поехали по длинной долине Салинас, серо-золотому проходу между двумя грядами гор, словно напрягшихся мускульной силой. Из окон поезда им было видно, как иссушающая сила ветра, который проносился по долине в сторону моря, пригибала к земле колосья до тех пор, пока они не ложились подобно шерсти хорошо ухоженной собаки; как он нёс кучи беспорядочно скрученных сорняков ко входу в долину; как своим дуновением он гнул деревья всё время в одну сторону, из-за чего они вырастали кривобокими. На небольших станциях Чуалар, Гонзалес и Гринфилд они увидели возы с зерном, стоящие у дороги в ожидании того, когда тяжёлые мешки с них перегрузят на склады.
Поезд двигался вдоль широкого жёлтого русла пересохшей реки Салинас, по горячему песку которого безутешно бродили голубые цапли в поисках воды, где можно поймать рыбу, и озабоченно рыскал теперь серый койот, с опаской оглядываясь на поезд; с другой стороны неровными внешними проявлениями какой-то великой сокрушительной силы вставали горы.