Дети, словно зверьки выпущенные из клетки на волю, предались своим играм с таким неистовством, что их пришлось отправить в постель.
Джозеф вынес плуг и вспахал почву на огороде, Томас прошёлся по нему бороной, а Бартон вскопал грядки. Они словно выстроились в очередь, где каждый стремился приложить руки к делу. Даже дети просили разрешения бросить по комку грязной земли для редиски и моркови. Редиска выросла очень быстро, а с посадками моркови надо было подождать, потому что они требовали хорошего ухода. Всё это время трава шла в рост. Стреловидные ростки превращались в травинки, у основания каждой из которых тотчас возникала еще одна такая же. Вершины и склоны холмов вновь приобрели мягкие, плавные и чувственные очертания, а шалфей утратил свою тёмную строгость. Из всей округи только поляна, окружённая соснами, не изменила своего облика.
Прошёл день Благодарения с обильными угощениями, и к Рождеству трава поднялась уже до лодыжек.
Как-то вечером на дворе фермы появился старый мексиканец-коробейник с тюком, полным просто замечательного товара — иголками, булавками, небольшими кусками воска, бумажными иконками, коробкой резинок, гармониками и красно-зелёными шариками из гофрированной бумаги. Старый, сгорбившийся, он принёс только небольшие вещи. Развязав свой тюк на крыльце перед входом в дом Элизабет, он с извиняющейся улыбкой отступил чуть назад, снова и снова поворачивая в руках упаковку с булавками, чтобы наилучшим образом продемонстрировать их достоинства, или, мягко указывая пальцем на резинки, чтобы привлечь внимание собравшихся женщин.
Джозеф, через дверной проём сарая увидевший это сборище, вышел наружу поразмяться. Завидев его, старик снял свою рваную шляпу.
— Buenas tardes, senor, — сказал он.
— Tardes, — сказал Джозеф.
Коробейник крайне смущённо улыбался.
— Вы меня не помните, сеньор?
Джозеф пристально всмотрелся в загорелое продолговатое лицо.
— Думаю, что нет.
— Как-то раз, — сказал старик, — вы ехали по дороге в Нуэстра-Сеньора. Я подумал, что вы собираетесь на охоту, и попросил кусочек оленины.
— Да-да, — медленно промолвил Джозеф. — Теперь вспоминаю. Ты — Старый Хуан.
Коробейник, как старая птица, дёрнул головой.
— А потом, сеньор, потом мы говорили о фиесте. Я обошёл всю округу от Сан-Луис-Обиспо. Вы уже устраивали фиесту, сеньор?
Глаза Джозефа радостно расширились.
— Her, но я собираюсь. Когда для этого будет подходящее время, Старый Хуан?
Сознавая, какая большая честь ему выпала, коробейник развёл руками и вытянул шею.
— Здесь, сеньор, любое время — подходящее. Но есть дни, когда это сделать лучше всего — Natividad, Рождество.