Свеча давала хоть и малый свет, но весьма многое все же было видно — какие-то скляночки, большие и маленькие, на двух грубых деревянных полках, небольшая стопка каких-то книг на столе… Интересно, откуда все это? Неужели она покидала дворец? Но каким образом? Ее ведь не выпустили бы! А впрочем, наверное, удивляться не следовало — она ведь была колдуньей. Мало ли, какие силы ей подвластны?
Обдумать эту мысль как следует Абель уже не успела — она появилась… Появилась из ниоткуда, словно соткавшись из тени, из прозрачного лунного луча — она и стояла-то, впрочем, в лунном луче.
Омытая этой рекой серебра и света, кожа молодой женщины, немного смугловатая, казалась белой, точно кость, а глаза, большие глаза — темными, словно ночная мгла. Волосы же потоком смолы лились с плеч. Никакого удивления, никакого беспокойства не было написано на лице ее, не читалось в черных глазах — они, если и горели чем-то, то лишь огнем бесстрастности. Изогнув полные, чувственные губы в полуулыбке, ведьма присела в легком реверансе (юная королева с неким отрешенным изумлением отметила, что он весьма изящен для лесной жительницы) и проговорила голосом высоким и чистым, как горный ручей:
— Ваше Величество.
Абель едва сумела кивнуть в ответ — девушка внезапно с неприятным удивлением поняла, что эта женщина в хлопковом, почти бесформенном сером одеянии похожа на королеву больше, чем она сама в своих изысканных шелках — мятущаяся, изумленная непонятно чему, почти испуганная.
Ведьма же — невозмутимая до крайности, будто и не замечающая, что творится с девушкой (хотя королева была уверена, что эти глаза цвета темного грозового неба замечают, подмечают абсолютно все — и ничего, ничего не упускают), спокойно кивнула на кресло у стены, буквально впихнутое в небольшой закуток и накрытое какой-то светлой вязаной тканью.
— Прошу.
Абель вновь лишь кивнула — королеве смутно казалось, что если она сейчас заговорит, то что-то разрушит… что-то чарующее, волшебное и… странное — и довольно неловко опустилась в предложенное кресло; то возмущенно скрипнуло в ответ на ее движение.
Колдунья отошла к стылому камину, который уже давным-давно не разжигали и в котором был виден лишь ледяной, подернутый какой-то противной и вязкой серой дымкой пепел. Молодая женщина склонилась, поворошив старые, рассыпающиеся уже угли кочергой не менее старой, уже насквозь пропитанной трухой и ржавчиной.
Вскоре, то малое количество бревен, небрежной грудой сваленной около камина, все же дало нужный результат, и пламя высоко запылало, весело потрескивая и отбрасывая на стену длинные, скользкие и пылающие тени — они тоже начали свой вечный, бессмертный танец.