Так или иначе, видеть эти фотографии у меня не было никакого желания.
Но их видели Стивен и Адриан. Даже Джанет присутствовала на суде — в молодости она работала в центре для подвергшихся насилию женщин и заявляла, что ничто не в состоянии ее потрясти, поскольку ей много с чем приходилось иметь дело. Но, похоже, она ошибалась.
В тот день они вернулись домой молча. Я приготовила им ростбиф с йоркширским пудингом, жареным картофелем, пастернаком, свежей капустой, морковью, подливкой и даже домашним соусом из хрена — в основном для того, чтобы хоть чем-то себя занять в те часы, пока дома никого не было. Но когда они пришли, есть никто не захотел. Все трое сидели за кухонным столом, озадаченно переговариваясь, пока я резала и раскладывала еду. Казалось, от их доброго отношения не осталось и следа. Они больше не искали способ помочь команде юристов, которую собрал Леонард. Они искали способ смириться с увиденным в суде.
Я пыталась их понять, поднять им настроение, сказать, что от подобной хандры Леонарду лучше не станет. Я уговаривала их что-нибудь съесть, убеждая, что они сразу почувствуют себя лучше.
Стивен закричал, что я ничего не понимаю и мои кушанья уже никому ничем не помогут.
За Джанет явился муж. Предполагалось, что он останется на обед, но они сразу же уехали домой. Мальчики были на кухне, а я сидела одна в столовой за накрытым на шестерых столом — я всегда накрывала Леонарду во главе стола, независимо от того, мог он за ним присутствовать или нет. Мясо удалось на славу, и с каждым куском я все больше злилась на детей за то, что они отказывают отцу в поддержке в час крайней нужды и не желают притрагиваться к еде, на приготовление которой я потратила весь день.
Покончив с обедом, я вернулась в кухню. Они о чем-то разговаривали, но, увидев меня, замолчали.
— Как насчет пудинга? — весело спросила я. — Я приготовила сливочное печенье, не хотите попробовать?
Стивен резко встал, скрежетнув стулом по терракотовой плитке пола, вышел и даже не взглянул на меня.
— А ты, Адриан? Не хочешь печенья?
— Нет, мама, — ответил он.
Я села рядом и положила ладонь ему на руку. По щекам его текли слезы. Вид моего плачущего взрослого сына потряс меня больше всего.
— Все хорошо, — сказала я, гладя его по плечу. — Все будет хорошо, милый! Они поймут, что все это ужасная ошибка, а потом отпустят его домой. И все снова станет на свои места.
— Ты не понимаешь, — проговорил он. — Эти фотографии…
— Знаю, знаю. Наверняка это настоящий кошмар. Но они были спрятаны на его компьютере, и…
— Он был на них, мама. На некоторых фотографиях был папа.