— Но ведь сейчас с фотографиями можно сделать что угодно? Фотошоп, или как оно там называется? Можно подделать…
— Это был он, мама. Если бы ты только видела…
Я все еще не могла поверить.
В суд они после этого больше не ходили. На следующий день я пошла туда сама, в оставшиеся два дня тоже. Я могла представить, как описывает все подробности дела пресса, учитывая пост, который раньше занимал Леонард, но преднамеренно избегала газет и не включала телевизор, возвращаясь домой.
Когда его признали виновным, я встала в зале суда и во все горло крикнула: «Нет!» Меня попросили выйти. На следующий день ему вынесли приговор.
Суд обошелся мне очень дорого. Он разрушил наш брак — несмотря на то что я была рядом с Леонардом на всех этапах процесса, он отказался со мной видеться, как только его осудили. Он не попросил свидания со мной, и даже, когда я сама обратилась напрямую в тюрьму, мне сказали, что заключенный не обязан видеться с теми, с кем не желает.
Стивен больше не появлялся. Я пару раз разговаривала по телефону с Иной, но на воскресные обеды они приходить перестали. Я звонила и спрашивала, можно ли повидаться с девочками, сходить с ними куда-нибудь, но у Ины всегда находились отговорки. Когда я начала настаивать, она сказала, что Стивен не хочет, чтобы девочки виделись со мной, пока не подрастут. Я ничего не понимала — ведь в этих ужасных деяниях обвиняли Леонарда, а не меня. Но Стивен сказал, что я наверняка все знала и покрывала его.
Я ничего подобного не знала и до сих пор не верила, что это правда. Все от него отказались, все его бросили.
Адриан увез Диану и Джоши обратно в Австралию, и, хотя сам он иногда звонил, мои звонки оставались без ответа. По мере того как шли месяцы и годы, он звонил все реже.
Многое изменилось и в наших отношениях с Джанет. Я часто звонила ей поболтать, и между нами возникло неписаное правило — не обсуждать Леонарда. Мы говорили о детях, о политике. Но даже эти разговоры почти сошли на нет. Она ко мне охладела, словно мой радостный тон вызывал у нее отвращение.
Я реже стала появляться в обществе. Мне тяжело было доверять подругам, после того как одна из них дала «эксклюзивное» интервью ежедневной газете и вся история вдруг снова всплыла.
Порой я ходила в университет заниматься йогой, но, когда оплаченный курс занятий закончился, я не стала его продлевать. В том не было никакого смысла. Я достигла своего конца. И я вернулась в свой дом, чудесный дом, который кормил и оберегал нас, видел, как мои мальчики становятся мужчинами, и защищал меня в те одинокие месяцы, когда у дверей выли волки. Я заперлась в доме, закрыла глаза и стала ждать.