Мемуары (Ларошфуко) - страница 11

Маршал Ламейере {63} и г-н де Шавиньи, которые были дружески ко мне расположены, немного смягчили гнев Кардинала. Они сказали ему, хотя это было неправдой, что я - молодой человек, связанный с г-жой де Шеврез узами более прочными и более нерасторжимыми, нежели дружеские, и пробудили в нем желание лично поговорить со мной, чтобы попытаться извлечь из меня все, что я знаю. Я это понял. Обращаясь ко мне с отменною вежливостью, он нес же преувеличил значительность моего проступка и последствия, могущие от него проистечь, если я не постараюсь его загладить, признавшись во всем, что мне известно. Я ответил ему в духе прежних моих показаний, и так как он счел меня Гюлее невозмутимым и более сдержанным, чем обычно бывали представшие перед ним, то разгневался и совершенно неожиданно заявил, что у меня остается один-единственный путь - в Бастилию. На следующий день меня отвез туда маршал Ламейере, на протяжении всего этого дела относившийся ко мне с большой теплотой и добившийся от Кардинала слова, что я пробуду там всего лишь неделю.

Недолгое время, проведенное мною в Бастилии, представило мне ярче, нежели все, что мне довелось видеть ранее, ужасающую картину владычества Кардинала. Я увидел там маршала Бассомпьера, столь хорошо известного своими заслугами и приятными качествами; я увидел маршала Витри, {64} графа Крамая, {65} командора Жара, {66} Фаржи, {67} Кудре-Монпансье, {68} Вотье {69} и бесчисленное множество особ всякого звания и обоего пола, несчастных и изнуренных длительным и жестоким заключением. Лицезрение стольких страдальцев усилило во мне прирожденную ненависть к правлению кардинала Ришелье. Ровно через неделю после того, как маршал Ламейере доставил меня в Бастилию, он же прибыл извлечь меня из нее, и я вместе с ним отправился к Кардиналу в Рюэль {70} принести ему благодарность за возвращенную мне свободу. Я нашел его суровым и неприступным. Я не стал оправдываться в своем поведении, и мне показалось, что это его уязвило. Что до меня, то я почитал себя редким счастливцем и потому, что вышел из тюрьмы (к тому же в такое время, когда никто не выходил из нее), и потому, что получил возможность вернуться в Вертей, сохранив в тайне, что мне переданы на хранение драгоценности г-жи де Шеврез.

Королева с такой добротой постаралась мне показать, что остро переживает случившееся со мной из-за моей службы ей, а м-ль де Отфор явила столько свидетельств своего уважения и своей дружбы, что я находил мои злоключения даже слишком щедро вознагражденными. Г-жа де Шеврез, со своей стороны, доказала, что и она питает ко мне не меньшую признательность: она до того преувеличила сделанное мной для нее, что испанский король посетил ее в первый раз, когда пришла весть о моем заключении, и во второй - когда узнал о том, что я уже на свободе. Свидетельства уважения, расточаемые мне особами, к которым я был больше всего привязан, и своеобразное одобрение света, достаточно легко даруемое им тем впавшим в беду, чей образ действий не заключает в себе ничего постыдного, помогли мне провести не без приятности два-три года изгнания. Я был молод, здоровье короля и Кардинала день ото дня ухудшалось, и я имел все основания ожидать от предстоящих перемен только лучшего. Я был счастлив в семейном кругу; и располагал на выбор исеми утехами сельской жизни. Соседние провинции были полны изгнанников, и схожесть нашей участи и надежд делала наше общение особенно отрадным. Наконец, после взятия Эдена {71} мне было дозволено отправиться в армию. Эта часть кампании отмечена крупным и ожесточенным сражением при Сен-Никола и пленением двух тысяч кроатов {72} близ Сен-Венана, где двадцать пять или тридцать волонтеров-дворян, стоя на плотине, сдержали натиск всех неприятельских сил и, действуя шпагами, четыре или пять раз отбрасывали врага за рогатки его лагеря. В конце кампании кардиналу Ришелье похвалили меня, и его неприязнь ко мне стала смягчаться; больше того, он пожелал приблизить меня к себе. Маршал Ламейере предложил мне от его имени вступить в службу генерал-майором и посулил блестящее будущее. Но королева побудила меня отклонить это столь лестное предложение: она выразила настоятельное желание, чтобы я не принимал от Кардинала никаких милостей, которые могли бы связать мне руки и помешать выступить против него, когда она окажется в состоянии открыто сразиться с ним. Этот знак доверия со стороны королевы заставил меня с охотою отказаться от всего, что мне готова была предоставить судьба. И поблагодарил маршала Ламейере с чувством глубокой признательности, которой был обязан ему за его попечение обо мне, и вернулся в Вертей, так и не побывав при дворе. Довольно долго я прожил, ведя как бы бессмысленное существование, и оно казалось бы мне слишком тусклым и сонным, если бы мое поведение не было предуказано самой королевой, которой я принадлежал всей душой, и она не повелела мне продолжать вести себя так же в ожидании предвидимых ею неизбежных перемен.