Эти перемены, впрочем, можно было предвидеть только в связи с болезнью Кардинала; ведь его престиж в королевстве и власть над волею короля росли день ото дня; так, отправляясь в поход с намерением обложить осадою Перпиньян, король был на шаг от того, чтобы отнять у королевы детей и воспитать их в Венсенне, {73} и он приказал, чтобы в случае его кончины в дороге их отдали на руки Кардиналу.
Тогда же всеобщее внимание привлекла горестная судьба Главного. {74} Сила, в которую он вошел, начала заботить кардинала Рншелье, положившего ей начало. Вскоре Кардинал понял, что допустил большую ошибку, настояв на удалении м-ль де Отфор и м-ль де Шемро, которые не могли повредить ему у короля, и выдвинув юношу честолюбивого, гордого своим возвышением, еще более гордого из-за врожденного ощущения своего превосходства и склада ума, но совершенно неспособного сдерживать себя из признательности за высокое положение, доставленное Кардиналом сто отцу маршалу Эффии и ему самому. Главный был великолепно сложен. Он был и большой дружбе с принцессой Марией, {75} позднее польской королевой, одной из восхитительнейших женщин на свете. В ту пору, когда его тщеславию должно было глубоко льстить, что он нравится этой принцессе, и она со своей стороны горячо желала выйти за него замуж, повторяю, в ту пору, когда и тот и другая были увлечены, казалось бы, силою своей страсти, некая прихоть, почти всегда по-своему распоряжающаяся верностью любящих, долгое время держал" принцессу Марию в поглотившей ее привязанности к ***, тогда как Главный был охвачен пылкой любовью к м-ль де Шемро. Больше того, он убеждал ее в своем намерении жениться на ней, и его письма изобилуют такими обещаниями, вызвавшими после его смерти непримиримую вражду между нею и принцессой Марией, свидетелем чего мне довелось быть.
Возросшее влияние Главного пробудило между тем надежды всех недовольных. С ним объединились королева и Месье; то же самое сделал герцог Буйонский {76} и некоторые другие знатные лица. Такой успех мог легко ослепить молодого человека двадцати двух лет; но нельзя извинить ни королеву, ни Месье, ни герцога Буйонского, которые настолько сами себя ослепили, что позволили Главному вовлечь их в роковой договор с Испанией, {77} вызвавший такое множество толков. Каким образом вскрылось, что он был заключен, до сих пор точно не установлено, и я не стану здесь останавливаться на всевозможных подозрениях относительно несоблюдения верности или тайны теми, кто о нем знал, но предпочту присоединиться к мнению, никого не порочащему, и допустить, что текст этого договора был обнаружен в багаже гонца из Испании, почти всегда вскрываемом по пути в Париж. Г-н де Ту {78} еще не был об этом осведомлен, когда явился ко мне от имени королевы с сообщением о ее сближении с Главным и о том, что она обещала ему мое содействие. Г-н де Ту не поскупился на всевозможные посулы от имени Главного, и, почти не зная его, я оказался одним из его сторонников. Не стану распространяться о злосчастном конце их замыслов: он хорошо известен. Гибель Главного и г-на де Ту не смягчила преследований, обрушенных Кардиналом на всех, кто был причастен к заключению договора с Испанией. Граф Монтрезор, обвиненный в том, что был обо всем осведомлен, почел себя вынужденным покинуть королевство; он долго и тщетно пытался изыскать средства к этому, и некоторые его друзья отказали ему в содействии, за которым в этих обстоятельствах он к ним обратился. Мы с ним были очень близки, но, так как я уже побывал в заключении из-за того, что переправил в Испанию г-жу де Шеврез, было бы опасно восстановить против себя Кардинала повторением проступка такого же свойства, и особенно ради спасения человека, признанного преступником. Я снова оказался перед лицом затруднений, еще больших, нежели те, из которых только что выбрался. Однако эти соображения отступили пред дружбой к графу Монтрезору, и я предоставил ему барку с людьми, которые "благополучно доставили его в Англию. Такую же помощь я готов был оказать и графу Бетюну, {79} не только замешанному, подобно графу Монтрезору, в деле Главного, но имевшему к тому же несчастье быть обвиненным, хотя и несправедливо, в разглашении тайны договора с Испанией. Он собирался последовать в Англию за графом Монтрезором, и я ждал, что кардинал Ришелье снова обрушит на меня свою ненависть, и тем не менее навлекал ее на себя, упорно впадая в одну и ту же вину из-за неотвратимой необходимости исполнить свой долг.