– Здесь нет, – сказал студент. – Но в районе – очень может быть.
– Я на всякий случай не поставил на обложке свое имя, но они и так поймут, кто отправитель.
– Ну, если вы хотите, чтобы я передал из рук в руки, я могу. Только скажите, кому надо передать.
– Вот здесь имя на карточке проставлено. И адрес.
Н, собственно, записал адрес на карточке для самого себя – на свою память он не слишком полагался, а записную книжку брать с собой не хотел. Но удачно получилось – теперь можно просто отдать карточку.
– Передам обязательно, – сказал студент. – Правда, не очень скоро: я в Москву только в сентябре вернусь.
– Скорость тут роли не играет. Спасибо огромное!
По дороге домой он думал: ну вот, корзинка спущена на воду и отплывает, и младенец в ней; к каким же берегам ее вынесут волны? На карточке были имя и адрес человека, который в недавно прочитанном дневнике был назван СБ.
«Больше некому, – убеждал себя в правильности своего выбора Н. – Приходится рисковать. Странно: он держал в руках судьбу одного человека, Бетиной подруги, а теперь от него зависит… ну, не моя судьба, конечно, но судьба моей книги. Не подведет ли он меня? Он ведь тоже, как Порождественский, за рубеж раскатывает. Может быть, большевики были правы насчет гнилой интеллигенции? И в таком случае, как эту самую степень гнилости вычислять? Но все-таки надо надеяться на лучшее, потому что не на что больше надеяться. Что же, рукопись начинает самостоятельную жизнь, а я начинаю жизнь без нее…»
Из раскрытого окна снова донеслись раскаты рок-н-ролла.
«Поди запрети, – улыбнулся про себя Н. – Наше упрямство – это наш последний рубеж обороны… Интересная история в дневнике, кстати. Кажется, это та самая девушка, о которой рассказывали, что у нее был роман с голландским виолончелистом, участником конкурса Чайковского. Этот полнолицый молодой человек с открытой улыбкой тогда уехал домой без нее, потом через год вернулся. Все думали, что на этот раз он заберет ее с собой, но он опять уехал без нее и больше не приезжал. Что там у них произошло, никто не знает, но общее мнение было, что он не так уж хорошо с нею поступил. Вот ведь она пишет в дневнике: "Вспоминаю человека, которого любила когда-то давно, в юности. Грустные это воспоминания…" О том ли это виолончелисте? Кто знает… А потом вступает своей неслышной походкой СБ. – и начинает свои кошачьи игры и околомузыкальные экивоки. Сначала один, потом другой, и от них обоих действительно можно запереться в комнате с окном в никуда и наигрывать «Пеццо-каприччиозо» для всех окрестных призраков…»