Коммандер посмотрел на обоих по очереди и осторожно облизал губы.
— Я не хочу держать вас тут целый день без дела. Идите осматривайте остров. Со мной все будет в порядке. Только попросите эту женщину — здесь ведь ходит какая-то туземка, я видел вчера? — принести мне воды. В горле сохнет. Наверное, воздух такой.
Они дали ему еще воды и ушли, сделав вид, будто отправляются на прогулку. Оставаться означало только навредить коммандеру, который непременно продолжил бы беседу. Однако уходить они не решились, устроились снаружи. Водянистое солнце мокло в тумане, ветер налетал порывами. Уильям огляделся, поражаясь необычному для Южных морей пейзажу, больше подходящему для английских холмов, в которых вдруг появилось что-то зловещее, незнакомое… Устроившись на плоском камне, друзья завели разговор вполголоса.
— Кажется, он не торопится на поправку, — начал Уильям.
— Да уж, сынок, какая там поправка… — Рамсботтом печально скривил толстую нижнюю губу, становясь похожим на гигантского младенца, который вот-вот заплачет. Он поглубже насадил очки на переносицу. — До поправки далеко. И мне совсем не нравится его сегодняшний вид.
Уильям помолчал, вглядываясь в туманную дымку.
— Но ведь он выкарабкается?
Рамсботтом покачал головой.
— Меня уже сомнения берут. По-моему, сейчас все зависит только от него, от его способности бороться. Все врачи с Харли-стрит, вместе взятые, теперь вряд ли смогут ему помочь. Так что не казнитесь насчет доктора. У нашего коммандера огромная сила воли, на ней он и держится. Но, сдается мне, в любой момент этот внутренний стержень может треснуть, и тогда счет пойдет на минуты.
Вскоре подъехал Первис на большом гнедом коне под высоким мексиканским седлом. Подозвав туземца, которому поручили вести хозяйство (звали его Ульвано и одевался он довольно экстравагантно: белая чилийская офицерская фуражка, морской китель со всеми нашивками и поношенные бриджи для верховой езды из лондонского ателье Чарльза Бейкера), он отдал ему указания, спешился и присел рядом.
— Как сегодня ваш друг?
Уильям с Рамсботтомом рассказали. Первис, помрачнев, пообещал заглянуть одним глазом, чтобы не тревожить. Вернувшись, он сообщил, что коммандер дремлет.
— Думаю, вы правы. Выглядит он гораздо хуже. И поделать, боюсь, ничего нельзя. Не нужно было его высаживать сюда изначально, однако что уж теперь…
— Самое досадное, — проговорил Рамсботтом печально, — что он бы, думаю, не возражал остаться на корабле, если бы речь шла о каком-то другом острове. Он всю жизнь мечтал посмотреть на эти самые статуи, мистер Первис. Мы не могли его отговорить, он ничего и слушать не хотел. И вот теперь он здесь, однако, может статься, бедолаге так и не доведется увидеть ваши статуи. Злая ирония судьбы — так это называется?