Я сделал вид, будто не понимаю ее.
– Вот отчего, – продолжала она, – я не хотела писать своей матери. К чему возвращать ей дочь, когда через год или два смерть опять отберет ее? Довольно один раз заставить плакать того, кого любишь.
– Но, – возразил я, – вы заблуждаетесь на счет серьезности своего положения: вы не в духе сегодня и только.
– О! Все еще серьезнее! – ответила Полина с той же приятной и печальной улыбкой. – Я чувствую последствия отравления, мое здоровье сильно расстроено… Но выслушайте меня: я не отказываюсь от надежды! Я хочу жить: спасите меня еще раз, Альфред. Скажите, что я должна делать?
– Следовать предписаниям доктора. Они несложные: простая, но постоянная диета, развлечения, путешествия…
– Куда вы хотите ехать? Я готова.
– Выберите сами страну, которая вам нравится больше.
– Поедем в Шотландию, если хотите, потому что половина пути уже пройдена.
– Хорошо, значит, в Шотландию!
Я тотчас начал готовиться к отъезду, и через три дня мы покинули Лондон. Ненадолго мы остановились на берегах Твида, чтобы приветствовать эту прекрасную реку словами, которые Шиллер влагает в уста Марии Стюарт:
«Природа бросила англичан и шотландцев на остров посреди океана; она разделила ее на две неравные части и обрекла жителей на вечную войну за ее обладание. Только узкое ложе Твида разделяет их, и очень часто кровь двух народов смешивается с его водами: с мечами в руках они уже тысячу лет смотрят друг на друга и угрожают один другому, стоя каждый на своем берегу. Когда бы неприятель ни вторгался в Англию, шотландцы шли вместе с ним; когда бы ни горели от рук врага шотландские города, англичане тоже подносили факелы к их стенам. Взаимная ненависть будет неумолима, и так продолжится до того самого дня, пока единый Парламент не соединит два народа и единый скипетр не будет простираться над целым островом».
Мы въехали в Шотландию. Исследовали, с томиком Вальтера Скотта в руках, всю эту поэтическую землю, которую он, подобно магу, вызывающему духов, населил древними обитателями вкупе с причудливыми и прелестными созданиями своей фантазии. Мы отыскали крутые тропинки, по которым спускался на своем добром коне благоразумный Дальджетти[10]; были на том озере, по которому скользила ночью, как призрак, Белая Дама Эвенела[11]; сидели на развалинах замка Лох-Левен в тот самый час, когда из него убежала шотландская королева; искали на берегах реки Тай огороженное поле, где Торквил[12] молча смотрел, как пали семь его сыновей…
Эта поездка навечно останется для меня счастливым сном, с которым никогда не сравнится действительность. Полина была впечатлительной и артистичной по природе своей, а ведь без этой впечатлительности любое путешествие – лишь простая перемена места, ускорение в обычном течении жизни, средство отвлечь свой ум. От Полины же не ускользнули ни отголоски истории, ни поэзия природы, являлась ли она нам в утреннем тумане или вечернем сумраке. Что касается меня, то я был очарован прелестью этой женщины. Мы ни словом не обмолвились о прошлом с того самого часа, как она все рассказала мне; для меня прошлое почти исчезло, как будто его никогда и не существовало. Одно настоящее, связавшее нас, стало для меня всем: на чужой земле у меня была одна только Полина, у Полины – один лишь я. Узы, соединявшие нас, каждый день делались все прочнее: каждый день я чувствовал, что продвигаюсь на шаг в глубину ее сердца; каждый день нежное пожатие руки, улыбка, рука ее, опирающаяся на мою руку, голова ее на плече моем – были новым правом, которым она одаривала меня, не сомневаясь в нем на следующий день. И я таил в себе каждое простодушное излияние души ее, боясь говорить ей о любви, чтобы она не заметила, что мы уже давно перешли границы дружбы.