Судя по манипуляциям мамы с мешком для мусора, это не так.
Уилл был прав, — вторглась нежелательная мысль. Он пытался предупредить меня об этом, и я его проигнорировала. Откинув эту мысль в сторону, я выбежала из своей комнаты и из дома. Не хочу оставаться и смотреть на все это. Слава богу, мама не единственный мой родитель. И даже не любимый.
Пятнадцать минут спустя, срезав путь через дворы, обойдя крутые дренажные канавы, и перейдя несколько оживленных улиц (еще одна приятная особенность быть мертвым в том, что если вас изначально переехали, вам никогда не придется беспокоиться об этом дважды), я стояла на пороге нового дома папы — небольшого вычурного бунгала в стиле кейп-код, в котором он жил с Джиджи. В действительности, дом-то был не новый. Прошло уже три года, как папа ушел от мамы, и два с половиной, как он женился на Джиджи.
Вначале я заметила, что очаровательный серебристый Фольксваген Эос, предназначенный мне в качестве подарка на выпускной, больше не занимает почетное место на подъездной дорожке, загораживая полгаража, используемого папой для хранения оборудования для гольфа. Его место занял некрасивый минивэн.
Нет, нет, нет. Не дав себе возможности обдумать это, я просто вбежала в кабинет папы, даже не потрудившись пройти через дверной проем. Двери, стены— все это меня сейчас не волновало.
Я нашла папу именно там, где ожидала и надеялась. Он ссутулившись сидел за своим столом, подперев рукой голову и глядя на фотографию нас двоих — отец и дочь на танцах в пятом классе. В то время я еще не знала волшебную силу разглаживающих средств для непослушных кудрей и носила брекеты, тьфу. Но ему, похоже, нравилось это фото. Оно было единственным в комнате. Рядом с ним стояла рюмка коньяка. И даже в тусклом свете лампы я видела, что папа плачет.
— Слава богу. — Я плюхнулась на кожаный диван за ним и по привычке перекинула волосы через подлокотник, чтобы они не спутались. — Хоть кто-то еще скучает по мне. — Мы с папой всегда были близки. — Ты знаешь, что вытворяет мама? — спросила я. — Ты должен ее остановить.
Он, конечно же, не ответил, и даже если бы каким-то чудом услышал меня, то сомневаюсь, что я смогла бы убедить его пойти к ней домой — в свой бывший дом, — какими бы не были обстоятельства. Он сбежал из него словно из города, в котором разразилась чума.
Вернуться обратно было смерти подобно.
Но мне просто необходимо было попробовать.
— Она не понимает, папа. Она все выбрасывает. — К своему ужасу я почувствовала слезы на глазах и комок в горле. Будучи живой, я практически никогда не плакала. Слезы были слабостью, непозволительной роскошью, которая недопустима, если хочешь остаться у власти.