Когда-то я желала стоять во главе верхушки общества Граундсборо. Теперь я мертва, и все мои знакомые закончили школу. А я, черт побери, плачу… снова. Моя загробная жизнь ужасна.
Дверь папиного кабинета без стука открылась. Я вытерла глаза. Джиджи. Явилась моя маче-Мотра, я так называла ее про себя, потому что она злобное существо, уничтожающее все на своем пути. Несмотря на то, что она не могла меня видеть, я не хотела выглядеть уязвимой перед ней.
Раздраженно фыркнув, она прошла к папиному столу и шлепнула ладонью по столу, опуская листок.
— Я хотела подождать, чтобы показать тебе это, но тебе явно нужна встряска. — Она отступила, все еще одетая в рабочую одежду: укороченный жакет с черно-белыми вставками, черная юбка-карандаш и лакированные туфли на шпильках. Да, я ненавидела ее, но это не значит, что я не уважала ее способность разбираться в хороших тканях и классных туфлях.
Однако я с некоторой злорадностью отметила, что ее юбка чуть ли не трещит по швам, а задница медленно пытается пробить путь к свободе.
— Джиджи гигантская задница, — усмехнулась я. Обожаю это. Я по привычке взглянула на свои руки и увидела, что мои пальцы начали мерцать. Блин. — Но она, кажется, делает моего отца счастливым, — послушно пробубнила я.
Отец долго смотрел на лист, который дала ему Джиджи, а затем дрожащей рукой поднял его на свет. Ему нужны были очки — все знали, что они ему нужны, но он был слишком тщеславен, чтобы признать, что его подводят собственные глаза, а не мир вдруг стал расплываться. Боже. Пристрелите меня прежде, чем я состарюсь. Ох… не берите в голову.
— Это точно? — хрипло спросил он.
Я выпрямилась. Через плечо папы лист, который он держал в руке, напоминал мне одну их тех абстрактных бесформенных картинок, что мой психотерапевт Эндрюс пытался заставить меня идентифицировать на наших абсолютно бесполезных сеансах терапии. (Я тогда сказала ему, что все они похожи на сумочки разных дизайнеров, изощрявшихся, дабы дизайн был интересным. Стив Мэдден, по словам Эндрюса, означал, что я страдаю от подавляемой враждебности.) Только папин листок был черным с белой фигурой, а не наоборот. Но папа, кажется, тут же понял, что это такое.
Джиджи шмыгнула носом и кивнула.
Шмыгнула? Неужели она плачет? Я встала с дивана и подошла ближе, чтобы узнать, что могло вызвать такую реакцию маче-Мотры, стараясь не натолкнуться ни на папу, ни на Джиджи. Я бы прошла прямо через них, но в то время как они просто вздрогнут от внезапного холода и решат, что это сквозняк, я заполучу головокружение и тошноту.