— Он ел дерево, — почти сочувственно произнес младший брат. — Видел?
Ябтонга промолчал. Он сделал глубокий вдох, решительно подошел к Ершу и, ухватив его за плечи, начал переворачивать на спину. Наверное, он и в самом деле решил, что Лар околел, потому что когда тот ожил и сам сел на пол, отскочил от него к самой двери. Блестящий метнулся в угол.
Лар глядел на братьев и улыбался, показывая порозовевшие от крови зубы.
— Вставай! — крикнул Ябтонга. — Отец приказал отвести тебя в наш чум. Вставай, говорят тебе.
— Не торопи… сейчас встану.
Желая показать бодрость, он попытался вскочить, как вскакивал утром со своей постели, одним рывком оказываясь на ногах, но тут же рухнул. Зрение Ерша заслонила темнота, в которой мерцали дивные непонятные знаки. Братья взяли его за руки и потащили к выходу.
— Как спускать будем? — спросил брата Явире: обмякший Лар явно не мог идти своими ногами по лестнице.
— А сбросим, — громко ответил Ябтонга.
— Заче-ем. Убьется — отец нас убьет.
— Скажем, что сам убился. А? Скажем?
— Что ты…
— Скажем, скажем… Эй, рыбья морда, может, убьешься? Сам. Все равно ты не жилец. Да, брат, не жилец. Отец, слышишь, сделал палку с ремнем. Таких ни у кого нет. Долго делал, все время, пока ты здесь дерево глодал. Это он для тебя старался, для тебя, братишка.
Ябтонга говорил это медленно, с наслаждением, приближаясь лицом к лицу Лара, — они почти соприкасались носами.
— Может, сам? — улыбнувшись, повторил он.
Вместо ответа Ерш прикрыл глаза как бы в знак согласия, и вдруг изо всех оставшихся сил ударил своей головой в лицо Ябтонги.
Ябтонга отпрянул, из носа его потекло. Придя в себя, он поднялся и пошел на Лара, выставив вперед руки, напряженные, как самострелы. Блестящий кинулся в ноги брата и закричал:
— Не надо, отец нас…
Но Ябтонга уже не смог бы сделать то, что хотел, — Лар, перевернувшись, змеей прополз к выходу и в одно мгновение исчез из лабаза.
Когда изумленные братья опомнились и подбежали к двери, Лар стоял на четвереньках и по-песьи лакал воду из ложбины в рыжем плоском валуне. Он выпил все, вылизал камень, медленно поднялся и стоял, пошатываясь, как чахлая лесина. Не дожидаясь пока братья спустятся, он пошел к стойбищу.
Но похвальба Лара быстро закончилась — одна его нога помешала идти другой, и он рухнул лицом в мох. Братьям вновь пришлось волочить за руки обмякшее тело до самого чума. Они не видели, как Лар улыбался.
Его бросили на шкуры и, тяжело дыша, вышли вон, — отец сказал им, что отныне Лар будет жить один до той поры, пока он не решит его участь. Братья перешли в жилище отца, Ума и Нара — в нечистый женский чум. И, видно, по тяжести своих дел и по моей малости люди стойбища забыли обо мне. А я лежал в дальней части чума, зарывшись в шкуры, и сжимал губы изо всех сил, чтобы не разрыдаться.