— Одинокая оказалась достаточно опытной, чтобы понять, что он рассказывал ей сказку, — ответила она твердо. — Вы говорите сами, что она устояла против бури, значит — закалила себя и не нуждалась в поддержке!
От нее не укрылось, как побледнел профессор. Казалось, он хотел уйти, но в это время послышались шаги и из-за стены тисов показалась его мать под руку с советницей.
— Ты здесь, Иоганн? Мешаешь Каролине работать и заставляешь нас ожидать тебя к ужину, — проворчала госпожа Гельвиг.
Советница оставила руку тетки и перешла лужайку, ее голубиные глаза метали молнии.
— Я не могла еще поблагодарить вас, Каролина, за то, что вы присмотрели за моим ребенком… — Эта фраза должна была звучать приветливо, но обычно мягкий голос советницы звучал теперь резко. — Вы стоите под деревом, словно отшельница, и, вероятно, часто играли эту интересную роль, так как я нахожу, что уход за Анхен был очень небрежен. Она сильно загорела, и я боюсь, что ее слишком много кормили!
— Нет ли у тебя еще каких-нибудь упреков, Адель? — насмешливо спросил профессор. — Может быть, она виновата и в том, что ребенок страдает золотухой, а может быть, это она и наслала на Тюрингенский лес дожди, испортившие тебе настроение?
— Не договаривай лучше, — сказала молодая вдова. — Ты не знаешь, что говоришь. Я не хотела вас обидеть, Каролина, и чтобы вы видели, что я нисколько на вас не сержусь, я попрошу вас сегодня вечером еще посмотреть за Анхен. Я чувствую себя очень утомленной.
— Этого не будет! — твердо заявил профессор. — Время безграничного самопожертвования прошло; ты прекрасно умеешь, Адель, пользоваться силами других, но с этих пор ты возьмешь ребенка на свое попечение!
— Хорошо, это удобно и для меня, — сказала госпожа Гельвиг. — Тогда девушка будет полоть. Я не могу этого требовать от Генриха и Фридерики, они уже стары для этого.
Яркая краска покрыла лицо профессора. Как ни трудно было обыкновенно разгадывать выражение его лица, но в этот момент на нем ясно можно было прочесть смущение и стыд.
Может быть, он никогда еще не сознавал так ясно, как теперь, в какое положение поставил он это богато одаренное молодое существо. Фелисита моментально покинула свое место. Она знала, что слова госпожи Гельвиг служили для нее приказом, который она должна была тотчас же исполнить, если не желала навлечь на себя целую тучу колких замечаний. Но профессор преградил ей дорогу.
— Я думаю, что также имею право слова как опекун, — сказал он с видимым спокойствием. — И я не желаю, чтобы вы исполняли такие тяжелые работы.