— Спасибо, что спросила, — съязвила подруга. Помолчала и добавила торжественным тоном:
— Ирка, я подаю на развод.
— Подавай, — ответила я, не успев подумать.
Машка подавилась. Она, как обычно, ждала моего противодействия.
— Как это «подавай»? — переспросила она растерянно. — А ребенок?…
— Тогда не подавай.
Машка умолкла. Я тоже молчала, потому что не знала, что еще сказать.
— Ирка, ты странная сегодня, — подала голос подруга.
— Разве?
— У меня создается впечатление, что тебе до фени мои трудности.
— Маш, — сказала я устало. — Мне, конечно, не до фени… Но ты пойми, у меня нет готовых ответов на все вопросы. Я, правда, не знаю, как тебе нужно поступить. И потом, извини, конечно, но тебе не приходило в голову, что у меня тоже могут быть свои трудности?
Сказала — и сама испугалась. В трубке воцарилась зловещая тишина.
— Маш, — позвала я дрожащим голосом.
— Понятно, — прошипела моя подруга. Вернее, уже моя бывшая подруга.
И в ухо мне полетели короткие гудки.
Перезванивать я не стала.
Мой вам совет, хотя не люблю их давать: не приучайте людей плакаться вам в жилетку. Иначе они к этому привыкнут и ваше нежелание подставить ее в очередной раз воспримут как личное оскорбление. Вот, как Машка, например.
Так уж получилось, что своими проблемами я подругу не обременила ни разу. Мне вообще кажется неприличным загружать людей собственными переживаниями. Тетя Женя называет это «синдромом сильной женщины». Ей виднее. Если и есть на свете сильные женщины — то моя начальница в числе первого десятка.
— Все в порядке? — спросил папочка, когда я вернулась на кухню.
— Все в порядке, — произнесла я волшебную фразу, и папа сразу успокоился.
— Папуля, ты не хочешь пойти погулять? — спросила я осторожно.
Папочка подумал.
— Не знаю…
— Далеко не пойдем. Посидим на лавочке возле дома. Да?
— Да, — согласился папа, но без особого энтузиазма.
Выходить из дома он почти перестал. Мне стоит больших усилий вывести его хотя бы на час. Отец испытывает страх перед открытым пространством. Врач назвал это какой-то фобией, не помню, какой именно.
Тем не менее я не оставляю осторожных попыток вернуть его из потустороннего мира, в котором он пребывает со дня смерти мамы. Но иногда мне кажется, что это уже невозможно. Что папочка настолько далеко ушел в запретную территорию, что уже не слышит голоса, зовущего его назад.
Я вывела папочку на лестничную клетку, заперла дверь и вызвала лифт.
— Давай пойдем пешком, — попросил отец.
— Ты боишься лифта?
— Нет. Просто хочу пешком, — заупрямился папочка.
Это было уже что-то новенькое в его болезни. Раньше замкнутое пространство у отца страха не вызывало.