Илья в последний раз раздвинул плечом толпу, подошёл к татарскому становищу и сразу же с величайшей досадой увидел, что всё-таки опоздал. Перед низеньким, кривоногим, пузатым, невозмутимым, как каменный идол, Малаем уже стоял барышник с Ближних Мельниц, одноглазый Остап. До Ильи донёсся привычный рыночный разговор на смеси русского, цыганского и татарского языков, бывшей в ходу на любом южном конном базаре.
– Экиз (пятьдесят)? – навязывал весь свой табун Малай.
– Юк (нет), це много, – хмурил коричневый лоб Остап. – Жирмас (двадцать). Шай биш ай панджь (можно двадцать пять).
– Якши (хорошо), – ухмылялся татарин. – Биш надо.
– За всех? – нагло интересовался Остап.
– За одну, – так же нагло отвечал Малай.
– Аллаха-то своего слякайся, морда косоглазая, шайтан!
– Сам морда. Сам шайтан. Не годится – ходи мала-мала к цыганин…
С ходу учуяв, что возможности его не до конца упущены, Илья вклинился в разговор:
– Гей, Малай, салам алейкум, будь здоров!
– Алейкум салам, – лениво и важно отозвался татарин, едва взглянув на Илью щёлочками глаз. Выплюнул в пыль зелёную жвачку, почесал живот под халатом. – Твоя ещё живой, Илья?
– Живой моя, живой, – без улыбки подтвердил Илья. – А ты что, уж и обрадовался? Сам слово давал, а уже другому продаёшь?
– Малай слово помнит. – Татарин задрал лоснящееся лицо к небу, ища белый диск солнца. – Твоя бы ещё завтра пришла… Где была? Вот Остап биш рубли даёт…
– Двадцать пять, – не взглянув на коновала, объявил Илья. Он уже понял, что сделка не будет такой удачной, как он рассчитывал, но лучше переплатить, чем допустить, чтобы весь косяк ушёл к одноглазому чёрту. Последний, однако, тоже не собирался упускать своего.
– Эй, Малай, я не вчувсь, що це за втрученье такое? Зговорылысь вже, а ты, бусурман… Илья, що встромляешься? Не твой товар, не твой продавец!
Илья набрал побольше воздуху в грудь.
– Это кто не мой продавец? Малай не мой продавец?! Да ты ещё у своей матери не завёлся, а мы с ним уже торговали! Он мне этих невестушек ещё весной обещал! Ну, Малай, скажи ему! Дуй шэла (две сотни) за всех хочешь?!
Широкое лицо Малая было непроницаемым, как медная сковородка. Он подошёл к лошадям, сел, подвернув под себя кривые ноги, прямо в пыль, сунул в рот новый кусок зелёной жвачки и невнятно, протяжно сказал:
– Не хочу.
– Дуй шэла жирмас (двести двадцать)? – накинул Остап.
– Моя не продаст.
– Дуй шэла экиз (двести пятьдесят), шайтан с тобой, и магарыч с меня! – уговаривал Илья.
– Юк.
– Ну, что ж ты за холера за такая, Малай! – хором завопили Илья и Остап. – Ты на них посмотри, их ещё объезжать и объезжать, на что они сейчас-то годятся?!