– Выйдем, чяворо, поговорим.
Яшка потемнел, но послушался. Жена кинула на него тревожный взгляд, молодой цыган, обернувшись от двери, успокоил её улыбкой и не заметил, что так же тревожно, почти со страхом, смотрит ему вслед сидящая рядом с Дашкой Настя.
Отец и сын вышли во двор. Было темным-темно, звёзды пестрили небо, время от времени одна из них срывалась, чертила яркий, голубоватый след по фиолетовому полю и падала за заставу: близился август, время звёздных дождей. Ночь стояла тёплая, из сада пахло созревающими яблоками, мятой. На заборе лежала падающая из окна дома полоса света.
– Ну что, чяворо, сейчас мне тебя выпороть али субботы дождаться? – задумчиво спросил Митро, глядя на эту полосу.
– Сегодня суббота, – проворчал Яшка. – За что хоть?
– Не за что?! – вскинулся Митро. Но тут же испуганно оглянулся на полуоткрытое окно и заговорил тише: – Ты хоть думал, сукин сын, что тут с нами со всеми было?! Мать едва-едва живой осталась, в один день поседела! Шесть лет по ночам в подушку плакала! Хоть бы слово кому вякнул, тут все цыгане на ушах стояли! Куда, куда вы с Маргиткой делись, хоть сейчас можешь мне сказать?! И какого чёрта вовсе?..
– Скажу, – сдержанно ответил Яшка. – Только от дома подальше отойдём.
Митро молча шагнул с крыльца. Когда освещённый дом скрылся за густыми, влажными от росы ветвями сада и вокруг не стало слышно ничего, кроме отчётливого стрекотания ночных кузнечиков, Яшка вполголоса, не спеша начал говорить. Митро слушал не перебивая. В темноте сада не было видно лиц обоих, и лишь поблёскивали белки глаз Митро, пристально смотрящего на сына.
– Значит, с вами жила… – медленно произнёс старый цыган, когда Яшка умолк. – Где же она сейчас? Как ты смел без сестры вернуться?
– Она уехала.
– С кем?
– С одним цыганом, из местных. Замуж вышла.
– Ну, хорошо… – Митро шумно вздохнул, сорвал лист яблони, сунул черенок в рот. Невнятно спросил: – А кто её испортил, ты, конечно, не знаешь?
– Знаю, – помедлив, отозвался Яшка. – Но что сейчас-то, дадо? Столько лет прошло…
– Отвечай, паршивец!
– Ну, Сенька Паровоз…
– Чего?! Этот жулик хитрованский? Да брешешь ты мне, что ли? Забожись!
Яшка молчал. Несколько минут тишину в тёмном саду нарушал лишь стрекот кузнечиков. В доме скрипнули ставни, голос Дашки обеспокоенно позвал: «Яша! Дмитрий Трофимыч!» – но ни отец, ни сын не отозвались, и окно закрылось. Митро пришлось около минуты смотреть на Яшку в упор, прежде чем тот сумрачно, не поднимая головы, сказал:
– Божиться не стану.
– Врал, стало быть… – Голос Митро потяжелел.
– Нет. Но и поклясться не могу. – Яшка взошёл на крыльцо дома, обернулся к отцу. Медленно, словно раздумывая над каждым словом, выговорил: – Пока я ей нужен был, я её не бросал. Вот на этом икону тебе поцелую. А сейчас она и сама управится. Не беспокойся, она замужем, хорошо жить будет.