Старая керосиновая лампа коптила нещадно, и Настя погасила её. Нашарив в темноте на подоконнике спички, запалила две свечи, отодвинула медный, весь изъеденный зеленью подсвечник на край стола. Шёл уже третий час ночи, сыновья с жёнами и детьми давно спали в соседних комнатах, а Настя до сих пор никак не могла заставить себя лечь.
В полночь к ней неожиданно заявился Митро – весь в снегу, без шапки, лохматый и злой как чёрт. С порога он объявил, что Настин любимый старший сын сегодня увёз из мужнина дома Иринку, и чем это теперь закончится – уму непостижимо. Настя всполошилась, кинулась будить младших сыновей, допытываться – кто сегодня последний разговоривал с Гришкой, но Ванька, Петька и Ефим лишь хлопали спросонья глазами да божились, что видели брата только утром, а после – нет. Растерянная, ничего не понимающая Настя попробовала хоть как-то успокоить Митро, но тот ничего не стал слушать, проворчал: «Яблочко от яблони…» и ушёл домой. И сейчас Настя одна сидела за столом на старой кухне Макарьевны, смотрела на отражающиеся в оконном стекле язычки свечей и растерянно думала: что теперь будет? И что это взбрело Гришке в голову? И как она, родная мать, ни о чём не догадывалась? И как Иринка с выводком детей, беременная, решилась на такое? И давно ли они сговорились, и как умудрялись скрываться от всех, и что теперь скажут Картошки, и не дойдёт ли до драки?
Ходики хрипло отбили три. Устав от тревожных мыслей, Настя бережно открыла футляр с гитарой. Пробежавшись пальцами по ладам, она заиграла было «венгерку», но, когда дошла до любимой, мелодичной, состоящей из тоскующих переборов, части, под окном вдруг заскрипел снег… коротко взвизгнула калитка… кто-то чуть слышно стукнул в окно… Настя, вздрогнув, опустила гитару. Стук повторился, шаги были слышны уже у крыльца. Настя встала, положила гитару на стол, сняла с крючка шаль. Устало подумала: «Ну, что ещё-то, господи?» – и пошла открывать.
На крыльце стоял Илья. Забыв отпустить ручку двери, не замечая того, что в сени с улицы заносятся хлопья снега, Настя молча, изумлённо смотрела на него. Затем вполголоса произнесла:
– Вот только тебя мне сейчас не хватало…
Муж молчал. Он почти не изменился за эти шесть лет. Лишь лицо ещё больше потемнело, осунулось, резче выступили скулы, глубокие морщины перерезали коричневый лоб, да прибавилось седины в волосах. Глаза смотрели из-под сросшихся мохнатых бровей внимательно и насторожённо. Рядом с ним стоял взъерошенный подросток в огромном кожухе. Переводя взгляд с мальчишки на мужа, Настя растерянно вздохнула: