Дня не проходило, чтобы он не упрекнул Надю за ее ошибку. «Опять у тебя прибор барахлит, — раздраженно говорил он ей, если показания были не такими, как ему хотелось. — Давай сам запишу в журнал». И он записывал ту температуру, какая была ему нужна.
Это было незаконно. Надя сама должна контролировать температуру стали при разливке, а не доверять бригадирскому глазу, хотя бы и очень опытному. Но Зуев подавлял ее своей грубостью и постоянным напоминанием о ее ошибке, и Надя тушевалась и уступала.
Она уже начала привыкать к этим постоянным упрекам и к своему зависимому от Зуева положению. Да и забот у Нади полно: двое детей, младший, трехлетний сынишка, часто болеет. Муж вообще советует ей бросить работу — детям нужен уход. Но Надя не решается. Работа у нее все-таки не тяжелая и хорошо оплачивается, а на одну зарплату жить будет трудновато.
В последнее время Зуев чаще обычного кричал Наде: «Опять у тебя прибор барахлит!» Он разливал сталь независимо от показания прибора и сам же делал в журнале записи. Надя несколько раз проверяла свой прибор и видела, что Зуев разливает металл при более низкой температуре, чем полагается по технологическому режиму, но едва она начинала спорить, он грубо ее обрывал и делал по-своему. И с каждым днем Надя чувствовала себя все более виноватой — не в той ошибке, на которой теперь играл Зуев, а в том, что покрывает его.
Может, он думал, что она всегда будет его бояться? Ничего подобного! Пусть ее уволят, а самовольничать бригадиру она больше не позволит.
Надя тщательно осмотрела прибор, проверила все контакты, зарядку аккумулятора и, вся напрягшись от ожидания, готовилась дать Зуеву решительный отпор.
Зуев вводил присадки. Он бросал в сталь кусочки графита, кремния, марганца. В последнюю очередь добавил алюминий. Горячие опоки были вынуты из печи, Вадим с Андреем уже стояли с ковшами, готовясь разливать сталь.
Надя, волнуясь и стараясь взять себя в руки, чтобы не ошибиться, стала определять прибором температуру.
— Брось ты, — сказал Зуев, — и без твоей бирюльки обойдусь.
— Не мешайте, Михаил Степанович, — оборвала его Надя. Зуев отошел.
— Тысяча семьсот пятнадцать градусов, — сказал он и обратился к заливщикам. — Готовы?
— Готовы, — кивнул Вадим.
— Давай, подходи.
Но в это время Надя закончила замер и, в упор глядя на Зуева, проговорила:
— Тысяча шестьсот девяносто. Разливать нельзя.
— Не ври! — крикнул Зуев.
— Я не вру. Это вы всех обманываете. Разливаете холодный металл, а мне велите молчать. Не буду я больше молчать! И прибор у меня правильный, точно показывает.