Что сердцу дорого (Парыгина) - страница 54
— Так вот почему шел брак, — сообразив, в чем дело, тихо проговорил Андрей. — Ты что же это, Михаил Степанович?
— Значит, Петр Антонович правильно угадал, — мрачно сказал Вадим. — Холодный металл лили.
— Не ваше дело! — крикнул Зуев.
— Нет, наше!
— Она не умеет замерять, а я виноват? — начал оправдываться Зуев. — Это не первый раз, вечно у нее прибор врет.
— Неправда! — крикнула Надя. — Прибор в порядке. Я запишу в журнал, как есть.
— Я сам запишу! — и Зуев направился к столу.
— Нет, что хотите, Михаил Степанович, а я тоже за это отвечаю. Журнал я вам не дам.
— Неси ковш, Вадим, будем заливать, — распорядился Зуев, оставив пирометристку в покое.
Теперь уже медлить нельзя было: с каждой минутой присадки выгорали, и качество металла понижалось. Поэтому Вадим с Андреем молча подчинились Зуеву. Разливая сталь, оба следили за тем, как скоро она застывает на поверхности форм. Вадим едва успевал досчитать до пяти или до семи, как сталь уже застывала. А Петр Антонович сказал, что это должно происходить через восемнадцать — двадцать секунд. Выходит, Надя права. И Нилов был прав.
К концу разливки пришел Минаев. Он дождался, пока Зуев в последний раз наполнил металлом ковш, и сказал ему:
— Придется калить по-прежнему, семь часов. Игнатов проверил и считает, что брак получается из-за недостаточной прокалки.
— Не так это, Иван Васильевич, — вмешалась Надя. — Я тоже виновата. Но я не буду молчать. Михаил Степанович льет холодный металл.
Подошли, закончив заливку, Вадим и Андрей.
— Брак вовсе не из-за прокалки, — сказал Андрей.
— Зуев… — начал было Вадим, но бригадир перебил его:
— Что вы все расстроились? Спишут брак. Дело-то новое, непроверенное.
— Спишут? — переспросил Вадим со сдержанной яростью. — Нет, ты что сказал? Спишут?!
— Да ну тебя, отстань, чего ты взбесился!
Только Карасик, обрадовавшись неожиданному отдыху, сидел в стороне на куче лома и бесстрастно глядел на спорящих.
— Пошли ко мне, разберемся, — сказал Минаев.
В кабинете Минаева Зуев попытался было разыграть невинно оскорбленного:
— Наговорить напраслину каждый может…
Но Минаев оборвал его:
— Сядь пока, помолчи и послушай, что другие скажут. Так что случилось?
Надя вдруг заплакала.
— Конечно… я сама… виновата, — сквозь слезы говорила она.
Минаев налил ей воды. Кое-как успокоившись, Надя рассказала обо всем: о том, как она ошиблась, и как Зуев использовал это, и как она малодушно подчинялась ему. Вадим рассказал об Игнатове — как тот, ничего не проверив и никого не выслушав, сделал свои выводы; и о беседе с Петром Антоновичем, и о своих с Андреем наблюдениях.