— На меня-то зачем орать, я же не виноват в ваших неполадках, — повысил голос Костя и тут же пожалел об этом. — Совсем ты себя замучила, — добавил он миролюбиво. — Тебе надо отдохнуть. Сегодня властью строгого супруга запрещаю тебе заниматься. Давай лучше послушаем музыку.
Он включил приемник, отыскал в эфире концерт.
— Ты слышишь? Верка, ты слышишь? Пятая соната Бетховена.
Вера очень любила пятую сонату. Постепенно она поддалась обаянию музыки. Производственные заботы отступили куда-то, притаились в глубине сознания. Невидимый пианист властно уводил Веру в удивительный мир звуков, то нежных и робких, как девичьи грезы, то бурных, зовущих к борьбе и сулящих победу.
Костя бесшумно унес посуду в кухню, потом вернулся, присел рядом с женой на диван. Он не мог с такой увлеченностью слушать музыку. До встречи с Верой он вообще не признавал серьезной музыки. «Опять завели симфонию», — ворчал Костя, относя к «симфониям» довольно много музыкальных жанров. Теперь он стал куда музыкальнее, даже узнает многие произведения. И все-таки он больше наблюдает за женой, чем слушает.
Как меняется лицо Веры! Разглаживаются неглубокие морщинки, исчезают недавнее напряжение и тревога. Нежнее становится цвет матово-бледных щек. Завороженно светятся из-под длинных ресниц глаза. Удивительная устремленность к чему-то высокому, светлому чудится Косте в знакомых чертах.
Резкий звонок непрошенно врывается в поток музыки. Костя идет открывать и возвращается с Тамарой Логиновой.
— Ой, Вера, что случилось, — возбужденно начинает Тамара.
— Садись, послушай…
— Нет, ты не представляешь, что случилось!
Вера выключила приемник. Как можно слушать Бетховена и говорить о чем-то? Или мыть посуду под Моцартовский «Реквием?» Это кощунство, казалось ей. Музыке надо отдаваться всей душой, или не слушать вовсе.
— Вера, милая, ты только послушай. Помнишь тот раствор, ну, у дверей, в бутыли, совсем створоженный, мы решили его вылить? Вот. А я… честное слово, сама не знаю, как это… просто хотела попытаться, без всякой там теории. Взяла и плеснула соляной кислоты. Немножко сначала. И вдруг он посветлел. Честное слово! Тогда я еще. И лила так по капельке, пока он не стал совсем нормальным. Побежала к тебе. Никак не могла утерпеть. Минаев уже ушел, некому сказать, я и побежала… Что-то там, в этих инструкциях, напутано.
— Но ведь один случай ничего не доказывает. И потом ты лила кислоту без расчета. Не можем же мы готовить раствор наугад.
Тамара вздохнула — и оттого, что ее не понимают, и просто от наплыва обуревавших ее мыслей.