То, что случилось дальше, показалось представителю закона еще более неожиданным и удивительным. Револьвер, выпущенный из рук, не упал; он медленно поднялся вверх, звонко ударился о стальной потолок ракеты и затем стал так же медленно опускаться книзу.
— Повидимому в межпланетном пространстве действуют все же особые законы, — съязвил Хьюлетт.
— Чорт возьми! — воскликнул владелец револьвера.
Его противник не терял времени. Короткий толчок в грудь заставил полицейского агента отступить на несколько шагов; в то же время опускавшийся револьвер был подхвачен рукой его противника и немедленно направлен на бывшего владельца.
— В чем же дело? — спросила Элинора.
— Закон тяготенья имеет внутри ракеты несколько иной вид, — объяснил Хьюлетт. — Ведь падающее тело и все, что в нем находится, не имеет веса, а наша ракета представляет собой именно падающее тело…
— Пусть так, — сказал революционер, — однако револьвер у меня в руках и значит закон на моей стороне.
— Практическая иллюстрация к только что изложенной теории, — сказала, насмешливо усмехаясь, мисс Броун, которой революционер, с его энергичными и мужественными чертами лица, показался почти джентльменом по сравнению с грузной неотесанной фигурой полицейского агента.
— Закон сильного и лучше вооруженного вынуждает меня потребовать от вас, мистер, бывший представитель закона, немедленной сдачи в плен, — сказал серьезным тоном революционер. — Руки вверх!
В наступившей тишине звонко щелкнул замок предохранительного спуска. Агент полиции послушно поднял руки кверху.
— Однако, — заметил профессор Хьюлетт, засовывая руки в карманы сюртука, — вам не повезло… Dura lex, sed lex[3], как говорили древние римляне.
— Что такое? — спросила Элинора, не знавшая латыни.
— В вольном переводе, — сказал Хьюлетт, — это означает: дурак-закон, но закон…
Элинора расхохоталась.
— Понимаю… Я думаю, мистер стоящий с поднятыми руками тоже понимает.
Агент сквозь стиснутые зубы мрачно ответил:
— Чорт бы взял вашу дурацкую ракету… Слышите, вы там, если вы честные граждане, вы должны обезоружить этого молодца. Это Джон Дэвиссон, самый злостный коммунист во всей Америке.
— Я ученый, а не политик, — важно произнес Хьюлетт.
— Кроме того, закон против вас, — добавила Элинора.
Джон Дэвиссон подошел поближе к агенту.
— Как несомненный представитель закона, — начал он, поигрывая револьвером перед носом обалдевшего агента, — я начинаю допрос. Ваше имя?
— Убирайтесь к чорту! Вы его знаете не хуже меня.
Дэвиссон сдвинул брови.
— Я не шучу. Закон требует формального подхода. Имя?