Император, отойдя от окна, приблизился к сыну:
— А самому-то каково жить, зная, что смалодушничал? Не с твоим честным сердцем, Саша, такая жизнь. — И добавил, как о деле решенном: — О княжне не беспокойся. Обещаю, ни единая насмешка или косой взгляд ее не коснутся. Она будет устроена. Иди!
…Вечером того же дня императрица Мария Александровна пригласила к себе отдыхавшую на собственной даче в Царском княгиню Барятинскую. В доверительной беседе дамы сошлись на том, что Мещерскую следует увезти за границу. Париж отклонили по причине проживания там большого количества российских подданных, которые обычно незамедлительно получали сведения о всех происшествиях в Петербурге. Поэтому было решено, что Барятинская повезет племянницу в Вену, город куда более тихий и сдержанный, нежели болтливая столица французов.
…Последнее свидание в одной из пустующих комнат Царскосельского лицея. После в дневнике Александр запишет, что они «долго целовались… прямо в губы, крепко обняв друг друга».
Так они и стояли, молча и уже не плача.
Последней нежности роняю лепестки…
Еще твои, как прежде, кудри глажу,
И что-то говорю, и улыбаюсь даже,
Твоей касаясь трепетной руки.
Но мнится мне, что я давно покинул
Тебя, прекрасный друг, что в холод голубой
Я отлетаю светлой паутиной
Над молча умирающей землей…
* * *
О том, как увозили Мари из этого царскосельского лета, о завершении ее короткого романа известно со слов Шереметева:
«Мне пришлось быть случайным свидетелем последнего вечера, проведенного ею в России. В четырехместной коляске сидели князь Барятинский и княжна Мещерская. Я сидел насупротив. Князь был молчалив и мрачен. Разговора почти не было. Княжна сидела темнее ночи. Я видел, как с трудом она удерживалась от слез. Не зная настоящей причины, я недоумевал и только потом узнал я об отъезде княжны за границу на следующий за тем день».
* * *
… В последних числах мая 1866 года Александр на яхте «Штандарт» отбыл в Копенгаген. Там в июне состоялось его обручение с принцессой Дагмарой. Был назначен и день свадьбы.
В Петербурге срочно доделывали ювелирные украшения, начатые еще при первом женихе принцессы. Через полвека, оказавшись после большевистского переворота в родной Дании, она будет продавать их, чтобы поддержать свое существование.
«Живо помню день приезда принцессы Дагмары, — писал Шереметев. — Я был в строю Кавалергардского полка, расположенного у въезда в большой Царскосельский дворец, ждали мы долго и нетерпеливо… Вот, наконец, показалась четырехместная коляска, прямо из Петергофа (туда причалил корабль, доставивший невесту наследника в Россию. — Л.Т.), все взоры устремились по одному направлению. Принцесса Дагмара приветливо кланялась во все стороны и на всех произвела чарующее впечатление… Она своими лучистыми глазами зажигала сердца, простота ее и прелесть сулили счастье и покой…»