В последний раз Мари увидела сына, когда тому исполнился месяц. Мальчика по желанию матери назвали в честь ее отца — Элим.
На рассвете 26 июля 1868 года Мария Элимовна Демидова скончалась.
* * *
Павел уже четвертый час неподвижно сидел у кровати жены. На него было страшно смотреть. Никто не осмеливался войти в комнату и заняться необходимыми в таком случае делами. Даже Аврора несколько раз приоткрывала дверь и тут же ее затворяла.
Наконец она пересилила себя и вошла, нарочно стукнув дверью, чтобы подать знак о своем присутствии. Павел не шевельнулся. Мать дотронулась до его плеча и нагнулась, чтобы заглянуть в лицо. Белое, бесслезное, оно напугало ее.
…Похороны свершились при большом стечении народа. Не спускавшая глаз с сына, Аврора видела все то же помертвелое лицо. Только когда закрывали крышку гроба, оно на мгновение приобрело выражение страстное и даже вдохновенное. Павел вгляделся в легкое покрывало, скрывавшее черты усопшей, и пошатнулся.
После похорон Мари в роскошных стенах дворца Сан-Донато царила гнетущая тишина. А ведь здесь врачи денно и нощно боролись за жизнь ребенка. Мальчика удалось спасти.
…С того самого мгновения, когда Авроре Карловне вручили новорожденного внука, она поняла, что с этим младенцем ее жизнь обрела особый смысл, а Бог даст ей силы вырастить его и воспитать. Но ребенок был так слаб, что знакомые, проживавшие во Флоренции, убедили ее поскорее окрестить его.
Малыша разместили в спальне Авроры. Не различая дней и ночей, она сидела у колыбели, прислушиваясь к едва уловимому дыханию внука. Однажды, задремав возле него, ей привиделся сон. Два ангела, опустившись у изголовья колыбели, решали: взять младенца с собой или нет. Долго они спорили, но в конце концов взял верх тот, который настаивал, что его следует оставить на земле.
Вздрогнув, Аврора открыла глаза и нагнулась к колыбели. Элим лежал, выпростав ручонку из пеленки с кружевным краем, и мирно посапывал.
Аврора бросилась на свою постель и заплакала в голос, с какой-то даже радостью, чего с ней никогда не бывало.
В тот же день с малышом на руках она пошла к сыну, который после похорон Мари почти не оставлял своего кабинета.
Стоя в дверях, она сказала:
— Господь смилостивился над нами. Мальчик будет жить. Взгляни на него.
Павел повернулся к ней и через силу пробормотал:
— Не надо… Не хочу…
Письма Авроры Карловны родным в это время отражали все, чем была переполнена ее душа. Тревоги и тревоги. Теперь она уже меньше беспокоилась о маленьком Элиме, нежели о его отце.
Состояние Павла становилось все тяжелее. Аврора сама прошла этот крестный путь, а потому хорошо понимала сына. Гибель Андрея… Ей вспоминалось, что самые невыносимые душевные муки одолевали ее, когда дата похорон стала уходить в прошлое. Казалось бы, должна была умериться и боль. Но нет, все происходило как раз наоборот: оглушенная горем, она лишь со временем начала осознавать истинное значение и безвозвратность потери.