— Ну же, ребята, начинайте! Я слышу: «пять фунтов»? Пять фунтов, господа!
— А она чья? — спросил какой-то мужчина.
Имена девушек, приготовивших корзины, не держали в тайне, но обычно не было надобности спрашивать, где чья корзина, потому что поклонники все узнавали заранее. Поэтому раздались смешки. Когда аукционист посмотрел на этикетку, лежавшую на столе, и прочел вслух ее имя, Николь едва не умерла от стыда.
Все взоры обратились на нее. Наконец кто-то сказал:
— Десять пенсов!
Эту необыкновенно низкую цену встретил смех.
Николь похолодела. Этого не может быть! Они не сделают из нее посмешище!
— Десять пенсов, — повторил аукционист, радуясь, что торг наконец-то начался. — Я слышу: «фунт»?
— Один фунт, — сказал кто-то басом.
Николь, чуть не плача, посмотрела на этого участника торгов. На нем были куртка прямого покроя из белого полотна, соломенная шляпа-канотье, и он был в стельку пьян. Николь бросила страдальческий взгляд на герцога. Он в бешенстве смотрел на молодого человека в белой куртке. Затем перевел взгляд на нее.
Выражение сочувствия на его лице причинило ей невыносимую боль. Николь изо всех сил сдерживала готовые хлынуть из глаз слезы. Вдруг кто-то взял ее за руку. Это была Регина.
— Я их ненавижу, — сказала Регина. — Поехали домой.
Николь молчала.
— Один фунт, — гудел аукционист. — Продано… продано…
И тут глубокий, сильный голос заглушил все остальные.
— Пятьсот фунтов! — крикнул герцог Клейборо.
Воцарилось молчание. Потом аукционист просиял и ударил молоточком.
— Пятьсот фунтов! — закричал он. — Кто больше? Пятьсот фунтов. Кто больше? Продано! Продано герцогу Клейборо за пять сотен фунтов!
— Хейдриан! — воскликнула Элизабет. — Посмотрите, что вы наделали!
Герцог вздрогнул. Его взгляд скользнул поверх головы Элизабет и встретился со взглядом Николь. Она стояла изумленная, широко раскрыв глаза. Пока шел торг, в герцоге росло возмущение тем, как издевательски к ней отнеслись все эти аристократы. С мрачным видом он следил, как она пытается вынести боль, скрытую под маской гордости. Ему хотелось задушить друга Роберта за предложенную им совершенно смехотворную цену в один фунт. Когда же он понял, что других предложений не будет, что корзину Николь продадут за такую постыдную цену, он предложил немыслимую цену в пять сотен фунтов.
Ничто не могло остановить его — он должен был спасти Николь от унижения, но убеждал себя, что спас бы любого в подобных обстоятельствах. Но поймет ли его Элизабет?
Герцог с трудом оторвал глаза от Николь.
— Элизабет, — смущенно начал он.