Люси заламывала пальцы. Несмотря на то что во дворце пробыл всего ничего, я успел заметить, что в состоянии стресса ее беспокойство всегда проявлялось десятком навязчивых движений. В тренировочном лагере меня научили обращать внимание на нервозность в поведении людей, которые входят во дворец, и пристально наблюдать за ними. Разумеется, Люси не представляет никакой угрозы, и, видя девушку в таком смятении, я захотел защитить ее.
— Уверена, что выдержишь это? — прошептал я ей. — Зрелище будет не из приятных.
— Знаю. Но леди Марли очень мне нравится, — так же тихо ответила девушка. — Мне кажется, я должна при этом присутствовать.
— Она больше не леди, — заметил я; наверняка теперь ее место будет среди низших из низших.
Люси на мгновение задумалась.
— Та, что рискнула жизнью ради любимого, определенно заслуживает, чтобы ее называли леди.
— Великолепно сказано, — усмехнулся я.
Она оставила пальцы в покое, и на лице у нее
промелькнула слабая улыбка.
Приветственные возгласы толпы сменились улюлюканьем при виде Марли и Вудворка. По усыпанной гравием дорожке они проковыляли к площадке, расчищенной перед воротами дворца. Охранники довольно грубо подталкивали их, и, судя по походке, Вудворка уже крепко избили.
Слов отсюда было не разобрать, но, похоже, толпе объявили об их преступлениях. Я не сводил глаз с Америки и ее родных. Мэй сидела, обхватив себя руками, как будто боялась рассыпаться. Мистер Сингер казался встревоженным, но держался хладнокровно. Мер выглядела озадаченной. Я пожалел, что не могу обнять ее и сказать, что все будет хорошо, не загремев на эшафот вслед за Вудворком.
Я вспомнил, как у меня на глазах за украденное яблоко пороли Джемми. Если бы я мог занять его место, то без колебаний сделал бы это. И в то же время я помнил, какое безграничное облегчение охватило меня при мысли о том, что мне самому повезло не попасться в те несколько раз, когда что- то воровал. Должно быть, нечто подобное чувствовала сейчас Америка: отчаяние, что Марли приходится проходить через это, и облегчение, что на ее месте не оказались мы с ней.
Когда на несчастных влюбленных обрушились первые удары, Мэри и Люси одновременно вздрогнули, хотя мы не слышали ничего, кроме рева толпы. Каждый новый удар следовал за предыдущим через промежуток, который давал беднягам ощутить боль, но не позволял привыкнуть к ней. И прежде чем сердце успевало зайтись от новой боли. Причинять страдание — настоящее искусство, и во дворце, похоже, достигли в нем непревзойденного мастерства.
Люси закрыла лицо руками и тихо заплакала, Мэри обняла ее, утешая.