Ей хотелось уйти прочь из этого дома, уйти куда глаза глядят, забиться в темный угол где-нибудь подальше от него, чтобы зализать полученные раны и попытаться свыкнуться с мыслью, что придется выполнить свое обещание. Ее мучило, что Филипп видит ее в таком состоянии — с красным, опухшим от рыданий лицом, растрепанную, в смятом костюме, заляпанном кофейными пятнами, которые она посадила в дороге, когда пила из термоса, приготовленного для нее Полом.
— Ты украла у меня счастье, — тихо сказал Филипп. — Ты права, я гордился тем, что унаследовал от предков, наследство наполняло смыслом мою жизнь. — Он взял ее руки в свои, поднес к губам и покрыл их легкими поцелуями. — А теперь ты вернула мне все это обратно. — Он поднял голову, лицо его стало торжественным. — Ты права и в другом. Мне действительно нужен наследник. Но женился я на тебе не из-за этого. Меня безумно влекло к тебе, Мишель. Я испытывал острую необходимость защищать тебя, заботиться о тебе. К другим женщинам у меня таких чувств не возникало. Я знал, вернее надеялся, что и ты увлечена мной. Но к сексуальным отношениям ты еще не была готова. Я сходил с ума, потому что тогда не понимал этого. И только когда ты уехала, я впервые понял, как сильно люблю тебя, несмотря на нашу незаладившуюся семейную жизнь.
— Это моя вина, — воскликнула Мишель несчастным голосом.
Вспомнив, кем она была три года назад, Мишель испытала чувство, близкое к ненависти. Вела себя как дура набитая! Правда, теперь она превратилась в полную идиотку. Можно сказать, совсем из ума выжила, если слушает развесив уши то, что отчаялась когда-нибудь услышать. Неужели он и в самом деле так любил ее тогда.
— Нет! — взволнованно возразил Филипп. — Вина целиком на мне. Но не будем сейчас спорить. Все это позади, и будем считать как говорят у вас на севере, прошлогодним снегом. Сейчас нам гораздо важнее подумать о нашем будущем.
Мишель нервно покусывала распухшую нижнюю губу, а потом тупо спросила о том, что волновало ее больше всего:
— И я тебе нужна так же, как и наш ребенок? Ты действительно веришь, что у меня никого, кроме тебя, не было?
— Мишель… — Филипп глубоко вздохнул. — Я верю тебе целиком и полностью. — В глазах его Мишель увидела огромную нежность, потом они подозрительно увлажнились и заблестели. — Ты готова была принести самую великую жертву, на какую только способна женщина, и все это ради меня, — сказал растроганный Филипп. — Только глубоко любящая женщина могла решиться на такое. И все мои подозрения показались мне недостойными и нелепыми. Глубина твоей любви покорила меня, дорогая Мишель.