– Говори сразу, что ты предлагаешь, – хмуро бросил Эфхенор. – Ты ведь за этим и пришел сюда, не так ли?
– В твоей власти, Эфхенор, вернуть Аристодему его честное имя, – продолжил Еврибиад. – Не только я и моя дочь, но и многие другие лакедемоняне будут признательны тебе за это.
– Если я восстановлю Аристодема, не пролившего ни капли крови, в гражданских правах, то как мне после этого смотреть в глаза родственникам Леарха, покончившего с собой ради искупления той же самой вины, – промолвил Эфхенор, осторожно закинув ногу на ногу. – Смерть Леарха мешает мне совершить этот поступок милосердия, к которому ты меня подталкиваешь, Еврибиад. Вот если бы Леарх был жив, тогда другое дело. Теперь же Аристодему остается либо последовать примеру Леарха, либо жить в позоре. – Эфхенор пожал плечами, всем своим видом показывая своему гостю, что закон в данном случае сильнее его воли.
– Как скоро у нас забывают заслуги гражданина перед отечеством, – нахмурился Еврибиад. – Как часто наши власти жертвуют лучшими гражданами, прикрываясь словами о благе государства.
После этих слов Еврибиада Эфхенор набычился и помрачнел. Его широкое лицо с густой бородой и выпуклым упрямым лбом напряглось, с него мигом слетело выражение сдержанной учтивости.
– Тебя печалит гибель Леонида. – Эфхенор понимающе покивал головой, глядя на Еврибиада. – Но к чему эти упреки? Эфоры не скрывали от Леонида текст Дельфийского оракула, обещавшего спасение Лакедемону ценой гибели одного из спартанских царей. Леонид сам выбрал свой жребий.
Еврибиад встал со стула, собираясь уходить. Он задержал свой испытующий холодный взгляд на Эфхеноре, развалившемся на стуле, и спросил:
– А ты сам выбрал бы такой жребий, если бы был царем Спарты?
Эфхенор невольно стушевался и растерянно заморгал глазами, как напроказивший мальчишка. Вопрос Еврибиада явно застал Эфхенора врасплох. Затянувшаяся пауза стала красноречивым ответом эфора-эпонима Еврибиаду.
Презрительно усмехнувшись, Еврибиад произнес прощальные слова хозяину дома и направился к выходу с гордо поднятой головой.
Уязвленный Эфхенор раздраженно бросил вслед Еврибиаду:
– Почему ты не сбриваешь усы? Это нарушение закона! Если завтра увижу тебя с усами, оштрафую, так и знай!
В коридоре, освещенном масляными светильниками, Еврибиад увидел молодую рабыню, занятую починкой прохудившейся корзины. Рабыня была стройна и миловидна. Видавший виды серый химатион висел на ней рваными лохмотьями. Сквозь дыры на плечах и спине невольницы были видны кровавые рубцы от плети. При виде Еврибиада рабыня склонилась в поклоне, свесив чуть ли не до пола свои растрепанные косы.