Ссыльнопоселенец (Стрельников) - страница 4
Не плюй за борт! В следующий раз сам туда отправишься. Остудиться!
прорычал рулевой. Как я заметил, уходящий ладный кораблик не вселил в души этих людей радости, скорее – ярость и бессилие. Впрочем, откуда я знаю, как я стану реагировать на такие вещи хотя бы через полгода, если, конечно, доживу. -Оружие собрать можно? – поинтересовался один из пассажиров, седой, сухой мужик лет под полтинник или слегка за него. -На берегу, как только сойдешь с яла, можешь собирать и заряжать, – ответил рулевой, глядя вперед, на приближающийся причал. А я разглядывал исподтишка здешних старожилов. И заметил одну интересную особенность – если шляпы через одного, примерно такие же, как и у нас, то вот шинелей именно таких нет. Есть перешитые из них бушлаты, есть добротные куртки, рулевой вообще во что-то вроде длинного пиджака одет, вспомнил, сюртук называется. Плюс еще рубаха-косоворотка из плотной синей ткани, жилетка серая, надо же, даже цепочка от часов через живот, из кармана в карман жилетки протянута. В начищенные до блеска собранные в гармошку сапоги штаны заправил. Купчина, прямо таки. Даже вместо широкополой шляпы котелок нацепил, реконструктор херов. Только добротный кожаный ремень с кобурой, из которой рукоять револьвера выглядывает, из канонического образа выбивается. Хотя, в той же Сибири купцы в девятнадцатом веке так и караваны водили, и на Диком Западе такой наряд никого бы не удивил. Шлюпка аккуратно подошла к берегу, парни на веслах вовремя поставили их торчком, чтобы не повредить об причал, и лодка еле ткнулась в пеньковые кранцы на свободном участке. Тут же с борта в четыре руки гребцы ухватились за выступающий торец пирса, а рулевой умело перескочил на берег, сначала быстро привязав лодку за кормовой кнехт, а потом и за носовой. -Все, приехали. Вон там вас шериф ждет, растолкует что да как в нашем поселке делается, – купчина повел подбородком в сторону второй партии новичков, сейчас стоящих возле какого-то щита, вроде как с объявлениями, и высокого сухопарого мужика, держащего винтовку на сгибе руки. – И это. Не шутите здесь, адвокатов здесь нет. Топайте давайте, нечего на пирсе торчать, нам своих хлопот хватает. В свою очередь выбравшись из шлюпки на берег, я в первую очередь собрал “ёжика”, воткнул в казенник снаряженный картечью патрон, и повесил ружье на плечо. Так мне как то спокойней будет. Впрочем, я такой был не один, все мои соседи по шлюпке собирали оружие. Как я заметил, ничего супер наворочанного здесь не было. Три курковые горизонталки, пара просто ружей со стволами, спаренными в горизонтальной плоскости, какая-то вертикалка, две простеньких, но абсолютно новых одностволки-бескурковки, реплики Иж-18, точнее, сейчас “эмпи”. От “Механический завод” по-английски, ижевчане уже несколько столетий на внутренний российский рынок не особо ориентируются. Нарезного оружия ни у кого не было, если не считать одного исключения. У “ботаника” оказалась очень занятная штуковина, капсюльный новодел, итальянская винтовка Педерсоли. Тот крутил ее в руках, явно не понимая, что с ней делать. -Чего пыхтишь? – не то, что я очень добрый, но такой ружбай давненько в руках хотел покрутить. А потому забрал его у очкарика.- Патроны где? -Наверное, это? – парень протянул мне бумажный сверток. -Это, это, – вытаскивая шомпол, пробормотал я. Нащупав в упаковке над пулей капсюль, я аккуратно надорвал бумагу, вытащил сам пистон, тяжеленную свинцовую пулю. Засыпал порох в ствол ружья, затолкал туда скомканную провощенную бумагу, забил как следует шомполом, с натугой вставил пулю, и тоже шомполом загнал ее на бумажный пыж. Потом, взведя массивный курок, одел капсюль на брандтрубку, и придерживая пальцем, аккуратно спустил курок. -Держи фузею. – Я вернул добротно сделанную вещь хозяину. – Только не застрели никого. Случайно. -Спасибо, – очкарик забрал ружбай, и неуклюже повесил его себе на плечо. Повесил стволом вниз, но прямо скажем, я ему в няньки не нанимался, если что себе отстрелит – его печаль. У меня своих хлопот полон рот. И потому я неторопливо пошел к собирающейся вокруг местного шерифа толпе новичков, краем глаза заметив, что пара тех урок, которые вышли за мной с интересом поглядывают на очкарика, и о чем-то негромко переговариваются. -Так, для тех, кто только подошел, повторяю. Законов у нас в Щучьем всего три. Не кради, отдавай долги в срок, и виновен тот, кто первый поднял ствол. Правила проживания здесь можете прочитать на доске, но они обязательны для всех, кто сейчас в поселке. Без исключений. Да, и если за нарушение правил у нас штрафы, то за нарушение законов – виселица. Ясно? – и шериф, высокий мужик с ровно остриженной бородой, повернулся, и ушел. Спокойно так. Впрочем, чего бы ему не быть спокойным, и не носить сейчас винтарь на локтевом сгибе. Неподалеку от нас, метрах в шестидесяти, стояло шесть парней с винтовками, вроде как мосинками. И спокойно глядели в нашу сторону, положив винтовки на груженые дровами дроги. Группа моральной поддержки, не иначе. И шериф, сволочь, стоял грамотно, директрису не перекрывая. Новички стояли кто кучками, а кто и уже шел в поселок, раскинутый на берегу. Я тоже двинулся по пыльной грунтовке, ориентируясь на запах. В воздухе стоял запах горячей еды, вроде как тушеной картошки с мясом. Но остановился возле доски объявлений, и вчитался в написанный от руки текст. Интересные пироги у них здесь. В поселке, оказывается, запрещено бродяжничество. И под этим понимаются прием пищи на улице, в переулках, за задних дворах, в конюшнях, сараях и амбарах тебе не принадлежащих. Там же дневной и ночной сон, оправление естественных надобностей вне туалетов, и пара еще таких же заморочек. Интересно девки пляшут. И штрафы за нарушение внушают – от полусотни до ста долларов, немало. Все внимательно прочитав, я протолкался через мужиков, и пошел дальше по запаху. Честно, есть охота, завтрак из быстрофуда оставлю про запас, по такой погоде он неделю не испортится. А пока вот, веранда, на которой стоят столы, и пара котлов под навесом. У одного из них орудует большой шумовкой седой мужик в тюбетейке. Причем не в татарской, а или в узбекской, или в таджикской, не умею я их различать. -Здравствуйте, у вас покушать можно? – я зашел на веранду, и огляделся. Чистенько, аккуратно, столы хоть и не крыты скатертями, но выскоблены, на столах солонки с крупной серой солью. -Конечно, садись, дорогой. – С легким восточным акцентом мужик указал на столы.- Выбирай, какой тебе больше нравится. Все пока свободны. Ну-ну. Я еще разок оглядел веранду, и вспомнил, что в вестернах всякие недоверчивые люди садились спиной к стене, и лицом к двери или окнам. И потому уселся спиной к толстым бревнам, из которых сама столовка выложена. Прислонил к ним ружье, поставил на пол свой рюкзак, и достал из него пичок. Повешу на пояс, как я обратил внимание, здесь без револьверов народ ходит, но без ножа ни одного не видал. Как я заметил, повар обратил на это внимание, но промолчал. Да и я не очень хотел разговаривать, настроение итак ниже плинтуса. Прямо скажем, довольно поганое настроение. Передо мной поставили глубокую фаянсовую миску с густым мясным супом, заправленным пшенной крупой, на середку стола берестяную хлебницу с грубо, крупными кусками нарезанным хлебом. Сероватым, но очень ароматным. Когда я заканчивал суп, повар принес еще одну чашку, помельче, с тушеной картошкой. Правда, мяса в этой картошке было больше, чем самой картошки. Наевшись, и напившись чая, судя по всему из корней шиповника и душицы, я полез в карман, обращаясь к азиату. Что интересно, судя по всему, я один был такой голодный, никто кроме меня в эту столовку не зашел. Впрочем, дальше по улице было заведение в намного более привлекательной вывеской, зовущей не просто поесть, но еще и выпить. -Спасибо, очень вкусно. Сколько с меня? – я откинулся на прохладные бревна. От души наелся. Повар неторопливо вышел из-за угла веранды, снимая белый фартук, под которым была кобура с револьвером. Из распахнувшейся двери вышли двое здоровых парней, один с похожей на бейсбольную биту дубинкой, второй с дробовиком. – Пятнадцать кредитов, дорогой, – усмехаясь в тонкие усы, и сощурив итак не слишком большие глаза, сказал азиат. -Хорошая цена, – я оглянулся. Не знаю почему, не помню, но мне кажется, что на эти деньги по крайней мере несколько дней можно досыта есть. -Хорошая, – ласково улыбнулся повар. – Главное, ты все скушал, и теперь должен мне за обед. Да-да, я помню ту заяву, что шериф на пирсе толкнул. Поглядев на сжимающего в ручищах короткую двудулку вышибалу, или кого там, я полез в карман, и вытащил из него деньги. Отсчитав пятнадцать, я положил сверху еще один кредит. -А это что? – узбек, почему-то я теперь почти не сомневался в этом, положил в карман три пятерки, и крутил в пальцах кредитку. -Чаевые. Кормите вкусно, может, ответите на несколько вопросов? – раз уж такая пьянка пошла, нужно попытаться выяснить хоть что-то. -Вах. Для хорошего, вежливого и неглупого человека почему бы и нет? – азиат уселся напротив меня, и облокотился подбородком на сплетенные пальцы рук. – Пять вопросов – пять ответов. – Сколько стоит ночевка в гостинице? Сколько стоит сходить в здешний туалет? – для начала я решил узнать наиболее сейчас важные для меня моменты. -Ночевка от двадцати до тридцати, сходить в туалет – тебе, как посетителю – бесплатно. А так, в уличный – пять кредитов. Два вопроса – два ответа. – Когда стоит ждать корабль отсюда в нормальный город? И там такие же цены? Сколько стоит билет на корабль?- я допил чай, и поставил кружку на стол. – Должен через неделю плюс-минус один день подойти буксир с шаландами. Цены в остальных городах намного ниже. Но на этот рейс цена сотня кредитов. Пять вопросов – пять ответов. Мы в расчете, мужик. – И узбек встал. Но я положил на стол еще одну кредитку. -Еще один вопрос. Эти птицы, рыбы, их можно есть? – не дает мне покоя просто офигеть какая схожесть здешних мест с земными. -Да, – кивнул азиат. – Любое мясо здешней живности съедобно. С грибами и ягодами по всякому, какие съедобны, а от каких ноги протянешь. Почему, не спрашивай, даже за миллион не отвечу. Никто не знает. А те, кто знают – до них не добраться. Так что прими как данность.- И хозяин этой забегаловки ушел. А я сидел с отвалившейся челюстью, ну нихера себе новость! Раз съедобны для нас, то это один с нами цикл развития, потому что на других планетах растения и живность для людей в лучшем случае бесполезны. А в большинстве – ядовиты. Но, как посоветовал узбек, в конце концов я принял эту инфу к сведению, раз съедобны – то тем хуже для них. А потому, встал и я, спросив у парня с дубиной, где здесь туалет. Раз можно воспользоваться – нужно это сделать. А потом, выйдя с заднего двора этой таверны, решил пройтись по поселку, и подумать. Если получится, то хорошенько подумать. Благо, есть, где присесть, чтобы на ногах не торчать. Похоже, здесь четко работает схема по выжиманию из новичков денег. И все эти поселковые законы под нее заточены. Хочешь поесть? Пожалста, есть салун, таверны. Дорого? Извини, парень, бродяжничество у нас запрещено, или ешь в них, или не ешь вообще. Хочешь спать? Тоже, пожалуйста, снимай номер, и спи. Дорого? Так у тебя деньги есть, или плати за номер, или плати штраф. То же самое с пописать-покакать, ты же не тварь бессловесная-бездушная. Это кошка-собачка ничего не понимают, а ты читать умеешь, шериф тебя предупреждал. То есть за неделю здешней жизни минимум сто пятьдесят кредитов здесь останется. И это в лучшем случае, я совсем не удивлюсь, если здесь люди пропадают в трактирах-тавернах. Места здесь лихие, все сказки-страшилки про древние времена на ум приходят. А что тут такого, в том поселке, где я жил, в царские времена “черная верста” стояла, как предупреждение о том, что не стоит ночевать здесь купцам. И точно знаю, что сосед при строительстве откопал около тридцати скелетов во дворе. Давненько было, еще во времена моего детства. Аккуратненьких таких, со всеми косточками, только висок проломлен у всех одинаково. К нему даже участковый в конце ездить перестал, скелеты конца девятнадцатого века, археологов не интересуют из-за полного отсутствия вещей, полицию из-за срока давности. Сашка с попом вдрызг переругался, из-за его отказа выделять место на кладбище для захоронения. Специально в епископат ездил, чтобы разрешили похоронить, так как ящики с костями во дворе держать совсем не дело, и выбрасывать их на помойку тоже не стоит. В конце концов к нему из города какой-то монах на флайере прилетел, загрузил в багажник две здоровые коробки с останками, и умотал. Но сначала долго ходил по двору, читал молитвы и святой водой во все углы брызгал. До Сашкиного отца, точнее, до той бабушки, у которой они этот дом купили, пустое это место было. Но люди все время строят новые поселки, вот и тут на пустыре разбили новый. Километрах в пяти от разросшегося когда-то небольшого села. Повзрослевший Сашка у отца половину двора забрал, когда строится начал. И полезли из-под земли приветы из прошлого. Так что у меня нет ни малейших сомнений в том, что при первой возможности здешние просто кончат новичков. Или в такую кабалу загонят, что замаешься расплачиваться. И вся моя подготовка ничего здесь не решает. Во-первых, давно из-за ареста, суда и прочей лабуды активно не тренировался. Во-вторых, ограничения поражающей мощности оружия, это не импульсники и не лазерные пушки, а простой однозарядный дробовик. С ним много не навоюешь. И что это все значит? Значит, что не стоит ждать буксир с баржами, про которые этот джамшут говорил. То ли они будут. То ли нет. А нужно идти пехом, только нужно узнать куда. Здесь сейчас осень, причем осень сытая. Это хорошо видать, лес рядом, разноголосье птичье и мелкозвериное в шах звенит. Значит, тот же медведь сыт, и на человека оружного не полезет. Наверное. По крайней мере, мне так шансы кажутся намного выше, чем в этом Щучьем. Перебивая треньканье пианино, грохнул выстрел. Пара мужиков, закатывающая бочки на здоровенные дроги даже особо не дернулась, подтвердив мои опасения. Стреляют тут часто, похоже. И наверняка не в потолок. Потому я встал с бревна, и пошел к “Лавке универсальных товаров”. Погляжу, почем здесь что, нужно прицениться. Идти пришлось вдоль домов, по настеленным прямо на землю доскам, на улице то грязюка, потом сапоги замаюсь отмывать. А дома стояли часто, и дома – не как в русской глубинке, а как будто на Диком Западе, обшитые доской внахлест, на каркасе, похоже. Первый этаж чаще всего какая-то контора, склад, мастерская, второй жилой. Люди ходят по улице, и взгляд у них при виде моей шинели такой, то ли приценивающийся, то ли прицеливающийся. И женщин, кстати, совсем нет. Ни одной не встретил. Блин, если так, то это очень херово. Проходя мимо глухого, темного прохода между домами, я случайно стал свидетелем занимательного разговора. -Да ладно, очкарик. Ты же толерантен, вроде так? Значит, ты пидор. Подумаешь. Ну, отсосешь или в жопу дашь, какая тебе разница? – и хохот. Невольно замедлив шаг и оглянувшись, я увидел, как двое тех молодых, с нашей шлюпки, практически зажали в угол того самого ботаника, и неторопливо приближаются к нему, держа свои МР-18 в руках. У очкарика, кстати, фузея тоже в руках, но он очень напуган, белый вон, как стенка. Тут уже давно надо было бить насмерть, а он испугано отнекивается. Тут этот ботан заметил меня. Блин, ну чего я тут на этот цирк засмотрелся?