— Не понимаю, почему ты приписываешь Оуэну такие гадости!
— А ты считаешь, что это гадость — вернуться к своей настоящей любви, когда его насильно разлучили с ней? Во всяком случае, так поступают твои французские друзья, все до единого! Только у них обычно не хватает ума вернуться к старой любви; искренне верю, что у Оуэна ума хватит!
Мадам де Шантель взглянула на нее со смесью благоговейного страха и торжества:
— Ты, конечно, понимаешь, Аделаида, что, предполагая такое, как бы обвиняешь мисс Вайнер в самых ужасных вещах?
— Это когда я говорю, что если разлучаешь молодых, которые до смерти хотят быть счастливы законным путем, то десять против одного, что они сойдутся путем незаконным? Не ее, я тебя обвиняю, Лукреция Мэри, на минутку предположив, что ты остережешься брать на себя такую ответственность перед Создателем. И ты не возьмешь, если обсудишь это с Оуэном напрямую, вместо того чтобы просто объявлять ему решение такой несчастной грешницы, как ты!
Дарроу ожидал, что подобное оскорбление ее религиозных чувств вызовет у мадам де Шантель взрыв праведного негодования, но, к его удивлению, та только пробормотала:
— Не знаю, что подумает о тебе мистер Дарроу!
— Мистер Дарроу, наверное, знает Библию не хуже меня, — спокойно парировала мисс Пейнтер и секундой позже добавила тем же голосом и с тем же выражением: — Полагаю, ты слышала, что муж Жизели де Фолембре обвинил ее в причастности к той истории с попыткой герцога Аркашонского продать целый ворох поддельных жемчугов миссис Гомер Понд из Чикаго, с которой герцог обручен? Кажется, ювелир признается, что привела миссис Понд к нему Жизель — и получила двадцать пять процентов, которые, конечно, передала д’Аркашону. Бедняжка старая герцогиня в ужасном состоянии — так боится, что ее сын потеряет миссис Понд! Когда я думаю о том, что Жизель внучка старого Брэдфорда Уэгстаффа, то радуюсь, что его уже ничто не может потревожить в Маунт-Оберне![11]
Только под вечер Дарроу получил возможность провести отложенный час с Анной. Когда он наконец увидел ее, сидящую в одиночестве в гостиной, то испытал такое огромное чувство освобождения, что не стал искать ему оправдания. Он просто чувствовал, что судьба всех их находится в руках миссис Пейнтер и что сопротивляться этому бесполезно, можно только наслаждаться покоем капитуляции.
Анна казалась такой же счастливой и по более объяснимым причинам. Она после ланча присутствовала при новом споре мадам де Шантель с ее наперсницей и сделала вывод, уже уйдя оттуда, что победа все время была на стороне миссис Пейнтер.